Ювелир безумия. Творчество ценой утраты мира и гармонии

Кое-кого эта книга, вероятно, разочарует. Скорее всего он не узнает ничего нового о мучавших Мунка безумных видениях, изнуряющей алкогольной зависимости, приступах пессимизма и женофобии. А это немаловажная часть жизни великого норвежского художника до того, как он стал исповедовать принцип «Держись подальше»: «безникотиновые сигареты — безалкогольные напитки — безвредные женщины (то есть никаких женщин)».

Иной раз кажется, что ажиотажный интерес к супермодному жанру «патографии» обошел норвежского искусствоведа Атле Нэсса стороной: смакованию патологических черт личности и творчества своего героя он уделил совсем немного места. В итоге получилась, может быть, слишком сдержанная и обстоятельная биография Эдварда Мунка с сильным акцентом на внешние события жизни художника и исторический контекст его творчества.

У такого подхода, конечно, есть свои плюсы, поскольку, вопреки расхожему мнению, личность художника невозможно свести к набору патологических черт его характера. И все же читатель ждет от автора ответов на загадки, которыми до предела наполнено творчество Мунка. А потому самый существенный недостаток работы — отсутствие квалифицированного искусствоведческого комментария. Тем более что сам художник упорно отказывался комментировать собственные работы под тем предлогом, что «так можно легко дойти до программных заявлений».

В силу взятой установки многие ценные сведения сообщаются Атле Нэссом мимоходом и лишь в тех случаях, когда этого требует биографическая канва. Приведу пример. Наверное, самая известная картина Мунка после «Крика» — это «Переходный возраст» (1894-1895). На ней изображена обнаженная девочка, робко сидящая на краешке постели, скрестив руки и обхватив ими колени. Оказывается, что при первой демонстрации картина производила гораздо более скандальное впечатление. По ногам девушки сверху вниз шли красные пятна, которые посетители выставки принимали за кровь. Даже ближайшие друзья Мунка сошлись во мнении, что на этот раз он зашел слишком далеко и на эти пятна крови противно смотреть. «Пятна крови?! — воскликнул в ужасе Мунк. — У меня и в мыслях не было рисовать кровь!» Как бы то ни было, сразу после завершения выставки Мунк переделал картину.

А вот об овеянном легендами «Крике» сообщаются самые банальные сведения, которые можно отыскать в любом справочнике. Это при том, что, как пишет Атле Нэсс, «Крик» стал «не просто самой известной картиной Мунка, но и вошел, наряду с „Моной Лизой“ Леонардо и „Подсолнухами“ Ван Гога, в весьма ограниченное число картин, которые сделались частью общечеловеческого культурного фонда».

Конечно же, всем российским мункофилам хочется узнать, насколько далеко продвинулось мунковедение в постижении «Крика». Между тем единственное высказывание об этом шедевре, которое цитирует Атле Нэсс, принадлежит Станиславу Пшибышевскому. Этот горячий почитатель и популяризатор Мунка еще в 1894 году предположил, что «Крик» представляет собой «заключительный акт страшной борьбы между разумом и полом, где пол выходит победителем».

Взглянем теперь на две картины Мунка — «Крик» и портрет Фридриха Ницше. Не правда ли, есть что-то общее? Картины зеркально симметричны. Более всего бросается в глаза сходство в изображении неба. Вероятнее всего, это сходство не ускользнуло от наметанного взгляда художника. Во всяком случае, на другой версии портрета Фридриха Ницше небо уже однородно желтого цвета.

Высказывалась версия, что красное небо, изображенное Мунком на картине «Крик», было результатом грандиозной природной катастрофы — извержения индонезийского вулкана Кракатау в августе 1883 года. Цунами, поднявшее волну высотой до 40 метров, унесло тогда жизни 36 тысяч человек на соседних островах (по первым, несколько преувеличенным данным, поступившим в Европу, погибло более 200 тысяч человек). Выбрасываемые из жерла вулкана в течение нескольких месяцев огромные облака пыли стали причиной многолетних кровавых закатов в Европе. Мунку в то время было двадцать лет, и это зрелище могло отпечататься в его памяти.

Но если Мунк изобразил закат, действительно увиденный им в юности, то почему на одной из версий «Крика» (художник неустанно воспроизводил его, пока не прошел курс лечения в клинике) поверх одной из красных линий он надписал карандашом: «Только сумасшедший может так нарисовать небо»?

Между тем известно, что извержение Кракатау не оставило безучастным и Фридриха Ницше. Исполненный нездорового энтузиазма немецкий философ долго не мог успокоиться и, по воспоминаниям сопровождавшего его в те дни Пауля Ланцкого, то и дело восклицал: «Как это прекрасно — в один миг уничтожено 200 тысяч человек! Это великолепно! Вот конец, ожидающий человечество, вот конец, к которому оно придет!» Знал ли Мунк о такой реакции Фридриха Ницше? Остается сожалеть, что о сотрудничестве Мунка с сестрой философа Элизабет Фёрстер-Ницше в книге рассказано крайне сумбурно, а влияние Ницше на художника констатируется, но не рассматривается…

Эдвард Мунк. Биография художника Нэсс Атле Пер. с норв. 2007 г.