Голос прошлого. Устная история

Монография одного из самых активных британских представителей oral history Пола Томпсона «Голос прошлого» — популярное введение в устную историю, выдержавшее уже три издания в Британии (в 1978, 1988 и 2000 годах).

Пол Томпсон — один из пионеров устной истории в Великобритании, вместе со своими помощниками создал в 1971 году журнал «Устная история» («Oral History»), двумя годами позже его же стараниями возникло британское Общество устной истории. Томпсон — профессор университета Эссекса, того самого, в котором устная история впервые обрела академический статус, возникнув в виде специальности на факультете социологии.

За двадцать пять лет, прошедших с момента выхода книги Томпсона в свет, ее значение существенно изменилось: трудно говорить о ее актуальности в современном научном контексте, а вот роль «классического пособия» для студентов и аспирантов подходит ей идеально.

Книга Томпсона состоит из двух частей. Первую составляют обзорные теоретические и исторические разделы («История и общество», «Историки и устная история», «Достижения устной истории», «Источники», «Память и личность»), вторую — главы практической направленности («Проекты», «Интервью», «Хранение и отбор», «Интерпретация. Создание научной работы»). В последних содержится огромное количество практических советов по сбору и обработке интервью вплоть до «Руководства по биографическому интервью» с вариантами примерных вопросов к респондентам (с. 304-318). Тогда, в конце 1970-х, подобная структура книги отражала стремление автора представить устную историю как вполне сложившееся направление исторической науки, отстоять ее право на существование в этом качестве. К моменту третьего переиздания эту задачу уже трудно назвать первоочередной. С разговора о возможностях устной истории центр внимания переместился на то, чем ограничено устно-историческое знание и на какие вопросы оно принципиально не может ответить.

В результате к моменту перевода на русский язык книга Томпсона очевидно устарела. Вероятно, по этой причине несколько наивным представляется научный и социальный оптимизм автора, присутствующий, к примеру, в таких утверждениях: «…простые люди с помощью истории стремятся понять потрясения и перемены, переживаемые ими в собственной жизни: войны, социальные преобразования… История семьи в особенности способна придать человеку сильное ощущение бесконечности жизни, над которой не властна даже смерть. В местной истории деревня или город ищет смысл перемен, которые переживает, а вновь прибывшему исторические знания помогают укорениться в новой среде» (с. 14-15).

Начальные главы книги носят ярко выраженный программный характер, в них явно преобладает социально-утопический дискурс. Последовательно и педантично раскрывая читателям возможности, открывающиеся благодаря развитию устноисторического знания, Томпсон, по сути, излагает проект идеального преобразования общества. «Все непосредственно окружающее… приобретает живой исторический аспект: приобщение к прошлому, которое ты не просто знаешь, но ощущаешь лично. Это особенно верно в отношении новичка, недавно поселившегося в данном районе или общине. Одно дело — просто знать, что у улиц или полей, окружающих твой дом, есть свое прошлое, что они существовали и до твоего появления здесь, и совсем другое — почерпнуть из этого прошлого, еще живого в памяти старожилов, глубоко личные рассказы о прогулках влюбленных по этим полям, о соседях и домах на этой улице, о работе в этом самом магазинчике» (с. 22). Человек тем самым «естественно» вписывается в местную историю — через подключение локально-идиллического модуса. Может ли этот утопический проект вызывать какие-либо возражения? На уровне интенции — вряд ли. А вот отметить наивный сентиментализм было бы вполне резонно. Делая акцент на характерном для устной истории «смещении фокуса», на внимании к голосу простого человека, на сближении с микроисторией, или «историей снизу вверх» (history from below), Томпсон не задается вопросом о том, насколько этот голос помогает говорящему познать себя и вписаться в тот или иной социальный и исторический контекст, каково соотношение в этом голосе своего и общего, индивидуального и коллективного, какова степень банализации данного высказывания и, соответственно, — насколько реалистичен тот проект будущего, который представлен в книге. Возможности любого социального проектирования ограничены, а личностный, индивидуальный интерес к истории пробуждается (или не пробуждается) в силу причин совсем иного порядка.

«Возможность использования истории для таких конструктивных в социальном и личностном плане целей связана с самой природой устноисторического подхода. Ведь его предмет — жизни отдельных людей, а любая жизнь представляет интерес» (с. 31). Интерес к жизни любого человека лежит в основе сентиментализма и, по сути, равен вниманию и сочувствию. Не случайно в XVIII веке возникновение сентиментализма было связано с социальным напором буржуазии, а в следующем столетии момент его реактуализации совпал с народническим движением. Современное же устноисторическое направление имеет мощный социальный посыл и тесно связано с левыми социально-политическими движениями и с такими направлениями исторического знания, как local history, labour history и — шире — social history. Устноисторическое движение становится одной из форм социальной и человеческой защиты «маленьких людей», обретающих чувство собственной значимости в процессе «проговаривания себя». Хотя защита эта во многом иллюзорна — именно в силу своего субъективного и одновременно проективного (то есть надличностного) характера.

Голос прошлого. Устная история Томпсон П. Пер. с англ. 2003 г. 150 Р