Свобода и справедливость

Чтобы жить как в Европе, нужно не многое: социальная солидарность и социальная ответственность

В Конституции РФ написано, что Россия является социальным государством. Но есть подозрение, что подавляющее большинство наших граждан вряд ли смогут объяснить, что это такое.

Книга «Социальная Европа в XXI веке», написанная специалистами Института Европы РАН, довольно подробно рассказывает о том, что такое социальное государство в современной Европе, каковы его проблемы и перспективы, и сравнивает европейскую и американскую социальную модели.

Одним из творцов концепции социального государства был Людвиг Эрхард, исходивший из убеждения, что «бедность является важнейшим средством духовной изоляции человека, чахнущего в мелких каждодневных заботах и не способного к общественному самовыражению или свободным действиям». Авторы цитируют известного немецкого экономиста и политика Альфреда Мюллер-Армака, который, собственно, и ввел в оборот выражение «социально-рыночная экономика» и написал, что «одна лишь свобода превратилась бы в пустой звук, если бы не соединялась с социальной справедливостью как обязательной задачей». И именно эти слова отражают принципы, положенные в основу европейского понимания социального государства.

Европейская социальная модель родилась, если так можно выразиться, на полях Второй мировой. Как сказал де Голль, «эта большая война… является также большой революцией». Ужасы войны заставили очень многих политиков и просто граждан по-новому воспринимать ценности солидарности, взаимопомощи, свободы и их взаимосвязь. И не случайно в Великобритании доклад лорда Бевериджа, посвященный теме достижения социальной справедливости, появился в 1944 году.

В основу Европейской социальной модели (ЕСМ) положено несколько принципов, закрепленных в официальных документах Евросоюза: социальная солидарность, социальное сплочение, социальная справедливость и социальная ответственность. И это не просто слова, это понятия, определяющие реальную политику в послевоенной Европе. Политику, ставшую результатом и требований организаций трудящихся, и превентивной политики предпринимателей и государств, стремившихся предотвратить потрясения, характерные для первой половины ХХ века. Как замечают авторы, в основу этой политики было положено обязательство достичь равновесия между экономическим ростом и социальной справедливостью, которая, в частности, выражалась в стремлении обеспечить полную занятость и гарантировать социальные права и благосостояние граждан вне зависимости от состояния рынка труда. ЕСМ основана на убеждении, что социальная справедливость и социальное выравнивание должны пойти на пользу экономическому развитию, а экономическое развитие — на пользу социальному выравниванию.

Но, несмотря на общие принципы, каждая страна выбирала собственные пути их реализации.

Авторы отмечают четыре ветви ЕСМ: англосаксонскую, скандинавскую, континентальную, средиземноморскую. Согласно англосаксонской — либеральной — модели система социальных пособий стимулирует быстрое возвращение бенефициаров на рынок труда, а не «отвлекает их от поисков работы». В основе скандинавской — социал-демократической — модели лежит принцип равенства, который должен через механизмы перераспределения доходов «обеспечить сплочение и гомогенность социальных групп в рамках среднего класса». В континентальную — корпоративистскую — модель заложен принцип профессиональной солидарности. А средиземноморская характеризуется перекосом социальных обязательств в пользу пенсий при относительно небольших семейных пособиях и пособиях по безработице.

Большой раздел книги посвящен сравнению европейских образцов с образцами других стран и континентов, в первую очередь США. Отмечено, что в США в отличие от Европы вопросы развития системы социального обеспечения и охраны окружающей среды, социальной справедливости в доходах и предотвращения риска бедности никогда не входили в число приоритетов.

Американский опыт оказал большое воздействие на Европу в конце 1970-х. В эти годы социальная модель Европы стала испытывать серьезные проблемы, связанные с большим объемом социальных обязательств, взятых на себя государством. Слабым звеном в цепи европейских государств оказалась Британия, где на волне недовольства среднего класса, вызванного массовыми и чрезвычайно продолжительными забастовками шахтеров, к власти пришли консерваторы во главе с Маргарет Тэтчер, отказавшиеся от социального консенсуса, характерного для 1950–1960-х. При этом тэтчеризм, хоть и претендовал на расширение экономической свободы и большей ответственности граждан за собственное благополучие и добился определенных результатов, не смог отказаться от модели социального государства. А следующее поколение консерваторов вынуждено было отказаться от крайностей тэтчеризма. Тем не менее он оказал серьезное воздействие на европейские социальные институты, идеологию большинства политических партий и саму Европейскую социальную модель. В частности, даже большинство левых партий отказались от риторики национализации, характерной для 1950–1960-х годов. Можно сказать, что даже там, где не поменялись социальные институты, поменялась идеология их обоснования. Хотя сохранилось главное — идея социальной солидарности.

В конце книги авторы задаются вопросом: а подходит ли России социальная модель Европы, доказавшая свою жизнеспособность и притягательность? И отвечают на него не очень оптимистично: ЕСМ закладывалась и развивалась в условиях, которых в России нет. А ведь для ее осуществления нужно не так уж много: социальная солидарность, социальная ответственность. Сначала элиты, а потом и всех граждан.

Социальная Европа в ХХI веке Под ред. М.В. Каргаловой 2011 г. 270 Р