Фатум России

Известный политолог уверен: как неизбежно было установление в России «имитационной демократии», так неизбежен и ее закат.

В самом начале книги автор, доктор исторических наук, задается вопросом, с какими политическими режимами следует сравнивать российскую политическую систему, и выдвигает гипотезу, что она «однотипна со множеством систем, возникших после распада СССР на постсоветском пространстве, в которых демократический и конституционный “фасад” также сочетается с личной властью “безальтернативных” президентов, правящих столько, сколько хотят, и передающих власть кому пожелают». Политолог расширяет ареал существования этих систем до множества стран бывшего третьего мира», таких как Алжир, Тунис, Египет и проч., а задачей сравнительной политологии считает сравнение этих систем (включая российскую) не с западной демократией, а между собой. Только так, по его мнению, можно определить закономерности становления и развития этих «имитационных демократий», в которых, в отличие от собственно авторитарных систем, «демократический камуфляж… является необходимым, имманентным ей элементом». В таких рамках, уверен Дмитрий Фурман, правящий режим получает необходимую легитимность и возможность — до определенной степени — проверять степень собственной популярности среди населения.

Соглашаясь с тем, что российской политической системе присущи существенные элементы имитации, сразу стоит отметить: как нет одинаковых демократий (демократии в США и Индии настолько различны, что сравнение их может быть только формальным), так нет и одинаковых, если пользоваться определением автора, «имитационных демократий». Сравнение Алжира и тем более Египта с Россией даже в самом общем виде выглядит настолько внешним, что фактически становится бессодержательным. Если и найдется общее, то лишь у некоторых постсоветских республик. Да и тут диапазон различий слишком велик, чтобы делать какие-то обобщения.

По мнению Фурмана, у современной имитационной модели российской демократии три источника.

Первый — ментальность российских граждан, сложившаяся за десятилетия советской власти: «Не имея достаточно артикулированных идеологий, создающих близость между людьми и находящих организационное выражение, не имея привычки и навыков к созданию структур, отстаивающих общие интересы, разделенные громадными расстояниями, русские… могли искать защиту только у верховной власти, а от верховной власти защиты искать было негде».

Второй источник — форма, в которой те, кто называл себя демократами, пришли к власти: «Особенность российской бархатной революции 1991 года заключалась в том, что [демократическое] движение пришло к власти недемократическим путем», кулуарно, за спиной и российского, и всего советского народа, решив судьбу Советского Союза. Автор полагает, что «и в 1917−м, и в 1991 г. к власти неправовым путем приходит меньшинство, убежденное, что оно призвано привести темную народную массу к светлому будущему». И хотя эти люди понимали, что значительная часть населения не одобряет их реформы, им и в голову не могло прийти, что в результате выборов население когда-нибудь сможет отстранить их от власти. И события 1993 года, и выборы 1996 года тому свидетельство. Именно после них, пишет Фурман, формирование «имитационной демократии» в России стало неизбежным: «Приход демократов к власти означал конец демократии». И приводит слова Коржакова, в то время ближайшего к Ельцину человека, адресованные коммунистам: «Вы семьдесят лет рулили, теперь дайте нам семьдесят лет порулить».

Третьим источником современных проблем российской демократии политолог считает личность лидера демократов — Ельцина, несшего в себе все родимые пятна партийной номенклатуры, боявшегося (особенно после 1993 года) возможной расправы в случае победы оппозиции и одержимого «болезненными психическими явлениями, естественно возникающими у человека, неожиданно оказавшегося вне всякого контроля на самой вершине власти».

В конце концов, автор приходит к выводу, что ничего другого, кроме того, что получилось, получиться не могло. И предлагает российским либералам посмотреть на себя, прежде чем судить нынешнюю власть, просто-напросто воспринявшую все особенности системы, которую сложили до них эти самые люди, стабилизировавшую ее и доведшую до логического завершения. «Путин не борется, как Ельцин, за сохранение своей власти (а фактически — и своей жизни) с многочисленными врагами, а “спокойно достраивает” уже в основном построенное его предшественниками здание». А «для демократов образца 1991 г. признать закономерности эволюции, ведущей от 1991 г. к Путину… означало бы признать свои собственные грехи и ошибки, признать, что они пожинают то, что сами посеяли». С этим можно бы и согласиться, но хотя Фурман и оговаривается, что в принципе у России были и другие перспективы, в целом его схема страдает какой-то фаталистической предопределенностью, напоминая известные слова «Иного не дано» — название знаменитого перестроечного сборника, одним из авторов которого был автор этой книги. Но оказалось, что произошло «иное».

В последней главе политолог делает вывод о серьезной эволюции российского общества, в котором идут два «встречных процесса»: «С одной стороны, ритуализация выборов, разрушение демократического “фасада” системы, которая становится все более очевидной. С другой — эволюция общества, в ходе которой оно становится все менее способным обманываться этим фасадом. В какой-то момент эти два процесса “столкнутся” и поддержание имитационно-демократической системы станет невозможным».

Движение по спирали. Политическая система России в ряду других систем Фурман Д.Е. 2010 г. 190 Р