По ту сторону имитации. Хроника одной революции

Новая книга российского политолога и религиоведа Дмитрия Фурмана «Движение по спирали» посвящена двадцатилетней истории демократического эксперимента на территории России. Начало этому эксперименту положили реформы Горбачева, который дал добро на отход Коммунистической партии от тотального управления политическим процессом и на относительно свободные выборы в представительные органы власти. Между тем революционный и нелегитимный характер свержения самого Горбачева, осуществленный по инициативе лидеров суверенной России, прервал естественный транзит государства в сторону демократии. Ельцин и его окружение уже не могли отойти от власти, доверяясь свободному волеизъявлению избирателя, по мере вхождения в 1990-е они все в большей и большей степени закрывали для себя и для страны всякие иные альтернативы помимо укрепления авторитарной модели власти и маргинализации оппозиции.

Хотя в книге много суровых слов сказано по поводу преемников Ельцина и еще более по поводу самого первого президента России, острие критики автора направлено в сторону тех демократов, кто в 1990-е настаивал на праве президента нарушать закон и Конституцию, а уже в «нулевые» стал рядиться в одежды защитников демократии. Хоть жираф был неправ, но виновен, как известно, не жираф, а тот, кто кричал о его величии и гениальности. Фурман недоволен современной российской политической системой, но он справедливо опознает в большей части сегодняшних критиков этой системы ее подлинных творцов, тех наших «демократических авторитетов», кто все начало 1990-х требовал от лидера страны подмять под себя парламент и Конституцию.

В своих обличениях Фурман беспощаден и точен. Прав он и в том, что сравнивает нашу политическую модель с аналогичными, как он их называет, имитационно-демократическими моделями в странах СНГ и вскрывает их явное сходство, хотя обращает внимание и на имеющееся различие – в России постъельцинского периода действующий президент не пролонгировал на неопределенный срок свое пребывание на вершине власти. Вместо наследственного президентства в России возникла тандемократия, а вместе с ее появлением забрезжила надежда на новый круг по спирали «демократизации». Впрочем, Дмитрий Фурман говорит об этих надеждах в книге очень неопределенно, в конце концов читатель остается с ощущением, что новый виток обеспечат не столько добрые намерения нынешнего главы государства, сколько фундаментальное противоречие между всеобщей, казалось бы, преданностью демократии и столь же всеобщим к ней равнодушием. Когда-нибудь формальный ритуал выборов обернется реальной конкуренцией реальных политических антагонистов с неопределенным для всех действующих лиц исходом.

* * *

Что, на мой взгляд, отсутствует в модели Фурмана, что она оставляет за рамками рассмотрения? Фурман один из немногих в России людей, кто искренне и бескорыстно предан демократии. Демократия для него значима сама по себе, а не в качестве средства для достижения иных целей, скажем, для защиты бизнеса и медиасреды от произвола чиновничества или же в качестве механизма демилитаризации нации. Честно сказать, эта позиция не так уж популярна в России, в том числе и в либеральных кругах.

Фурман явно не замечает, что тот элемент «имитационности», который имеется в российской демократии, обусловлен не только ошибками и преступлениями властей, но и серьезным дефицитом в понимании того, а зачем она, демократия, так уж нам нужна. Тем более, если она несет с собой катаклизмы, бедствия, беспорядки, и уж совершенно определенно – неуверенность в завтрашнем дне.

Попытаемся встать на точку зрения тех самых псевдодемократов, кто в 1993 году после победного для Ельцина референдума советовал ему действовать без оглядки на Конституцию и парламент. У власти, говорили эти люди, находится глава государства, имеющий поддержку своего народа, он проводит важные преобразования, и на каком основании меньшинство страны позволяет себе вставлять ему палки в колеса? Ровно ту же самую аргументацию можно обратить и против тех, кто настаивает на демократических преобразованиях сегодня: если лидеры нашей страны популярны, на каком основании кто-то может им мешать? Если все так, то не выглядит ли в этом случае парламентская демократия в западном понимании своего рода объектом Cargo-культа. У нас есть вождь, и он нам нравится; когда он нам перестанет нравиться, мы его постараемся свергнуть – вот и вся мудрость. Зачем нам демократия?

Дмитрий Ефимович должен согласиться, что эти аргументы, которые он наверняка слышал много раз, имеют свои резоны. Демократия потому и не приживается в «третьем мире», что эту с виду примитивную (и примитивную на самом деле) линию рассуждений очень сложно опровергнуть. И, кстати говоря, сторонники этих взглядов вполне искренне считают себя демократами: они ведь защищают не тиранов, но вполне популярных в народе руководителей. Вот если бы они ратовали за власть нелюбимых нацией деспотов, то вот тогда имело бы смысл упрекать их в недемократизме.

* * *

Вот эта логика политического архаизма никем серьезно не была опровергнута. А опровергнуть ее можно в том лишь случае, если возникает сознание того, что любая власть, даже власть добродетельная и популярная, требует ограничения со стороны писаного закона и охраняющих этот закон народного представительства и высшего судебного органа. И сделаем еще один рефлексивный шаг – понимание необходимости такого ограничения возникает исключительно в ситуации осознания некоей изначальной порочности, греховности власти. Не какой-либо конкретной власти, а власти как таковой. Что требует либо очень специфических религиозных предпосылок (то бишь чего-то подобного европейской Реформации), либо хронологического соотнесения демократического эксперимента с национальным освобождением.

Поэтому, в отличие от автора этой замечательной книги, я думаю, что демократия в Россию могла бы прийти только на волне какого-то национального самоопределения. Самоопределения, требующего сразу же и принципиально не смены господина – плохого на хорошего, но отказа от внешнего господства как такого. А следом за этим и создания полноценного демократического общества свободных людей, нехотя и по крайней необходимости вынужденных терпеть над собой какую бы то ни было власть, причем только ту, что послушна закону и ограничена парламентом.

http://www.russ.ru/Mestnyj-vzglyad/Po-tu-storonu-imitacii