24 января 2019 г. на восемьдесят первом году жизни скончался Владимир Николаевич Малов. Для Института всеобщей истории, в котором он проработал более полувека, и для коллег его уход стал большой утратой. В наше время академическая среда становится всё менее плотной, и исчезновение настоящего профессионала наносит науке невосполнимый ущерб.
Владимир Николаевич прошёл большую школу, и имена его учителей говорят о многом. В Московском университете он написал дипломную работу о социальных утопиях Фенелона под руководством Б. Ф. Поршнева, одного из самых ярких и оригинальных советских историков, а в аспирантуре Института истории АН СССР его научным руководителем была А. Д. Люблинская, крупнейший знаток западноевропейского Средневековья и раннего Нового времени, архивист и палеограф, работавшая в Ленинградском отделении Института. Оба они отличались невероятной широтой кругозора, причём история Франции XVII столетия оказалась тем полем, на котором их научные интересы пересекались. По своему темпераменту, стилю, профессиональному почерку эти историки были полной противоположностью — «Волна и камень, стихи и проза, лед и пламень не столь различны меж собой…», однако Владимиру Николаевичу довелось учиться у обоих. Борис Фёдорович был человеком увлечённым и увлекающимся. Он заражал аудиторию энергией своего ума и воображения, страстью научного поиска. Он умел видеть проблему и блестяще формулировать её, а ставя вопросы, не имеющие готовых ответов, смело выдвигал самые неожиданные гипотезы. Александра Дмитриевна, продолжательница традиций старой петербургской школы, не разделяла склонность Поршнева к всеохватным схемам и рискованным обобщениям. Она привила Владимиру Николаевичу вкус к работе с рукописями, уважение к источнику, требовательность к логике аргументации, строгости доказательств. Кроме того, именно она была носителем тех специальных знаний, которые Владимир Николаевич так ценил и которые сумел приобрести, работая над кандидатской диссертацией о палеографии на материале отечественных собраний, прежде всего, коллекции П. П. Дубровского в Государственной публичной (ныне — Российской национальной) библиотеке в Ленинграде (1965 г., монография 1975 г.).
Владимир Николаевич упоминал в нескольких интервью о своём стремлении быть самим собой, не зависеть от учителей, видеть не только сильные, но и слабые их стороны, однако, даже отталкиваясь от них, он несомненно шёл по их стопам, и основная область его научных интересов обрела очертания под их влиянием — главные его труды посвящены Кольберу (докторская диссертация 1989 г., монография 1991 г.) и парламентской Фронде (монография 2009 г.). Его подход к этим темам отличался значительным своеобразием, отчасти связанным, по его собственному признанию, с работами Р. Мунье, — Владимира Николаевича все более интересовала не столько социально-экономическая, сколько административная история, взаимоотношения между абсолютистской бюрократией и французским обществом. Неугасающий интерес к Великому веку побудил его взять на себя тяжкий труд по редактированию перевода многотомных «Мемуаров» герцога Сен-Симона, выходящих в серии «Литературные памятники» с 2007 г.
Особое внимание Владимир Николаевич уделял выявлению и публикации неизвестных архивных источников. Будучи палеографом-латинистом, подготовленным специально для Москвы, он воспринимал эту работу как моральный долг, отдавая в то же время дань своему научному честолюбию: до него московскими собраниями западных рукописей мало кто занимался, и, изучая их, он с полным основанием мог ощущать себя первопроходцем. Главной его заслугой в этой области стало описание и изучение так называемой «коллекции Ламуаньона» (Российский государственный архив древних актов, фонд 81), разрабатывать которую начинала ещё А. Д. Люблинская. Речь идет о нескольких тысячах документов из ведомственного архива Жана Дютье, государственного секретаря Франции в 1547—1560 гг., купленных во второй половине XVII в. Гийомом де Ламуаньоном, первым президентом Парижского парламента в 1658—1677 гг. Эта коллекция хранилась в его семье до 1789 г., а ещё через два года была продана с аукциона. По всей вероятности, её приобрел тот же П. П. Дубровский, секретарь российского посольства в Париже, благодаря которому она и попала в нашу страну. Владимир Николаевич составил её полный каталог, первый выпуск которого, подготовленный совместно с И. С. Шарковой, увидел свет в 1997 г., а остальные ещё ждут своего часа.
Разумеется, описывая и публикуя неизвестные документы, Владимир Николаевич не ограничивался коллекцией Ламуаньона. Так, он подробно описал и ввёл в научный оборот часть архива видного деятеля французской Церкви времён Старого порядка и Первой империи Ж. Р. Буажелена де Кюсе, оказавшуюся в Отделе рукописей Российской государственной библиотеки. Он много работал в Отделе письменных источников Государственного исторического музея, прекрасно знал хранящуюся там уникальную коллекцию автографов графа Г. В. Орлова, а также знаменитое собрание П. И. Щукина, в составе которого он обнаружил и описал комплекс орлеанских нотариальных и судебных актов XVI—XVIII вв. До сих пор, обращаясь к папкам с документами из фондов ОПИ ГИМ, читатели могут видеть на вложенных листах оставленные Владимиром Николаевичем пояснения, касающиеся их атрибуции или датировки. С благодарностью вспоминают о нём хранители Отдела редких книг и рукописей Научной библиотеки МГУ, по просьбе которых он описал латинские и немецкие грамоты XV—XVI вв. Наконец, его отдельной заслугой стало выявление западных рукописей в провинциальных хранилищах — в Рязани, Ростове Великом, Ярославле, Иваново, Казани…
Владимир Николаевич готовил к печати сборник своих статей, который должен был подвести итог его пятидесятилетней деятельности по разысканию и публикации французских документов в России. Он сам отобрал для него все материалы, написал предисловие, но не успел довести замысел до воплощения. Издание этой книги — наш долг его памяти.
Этот сборник статей призван подвести итог моей полувековой работы по выявлению и исследованию старых французских документов, появившихся в нашей стране в результате их рассеяния, связанного прежде всего с событиями смутного времени Великой французской революции — и с тем,...
In English
