В одной из своих прекрасных книг Николай Бердяев как-то заметил о Константине Леонтьеве, что «самые глубокие интуиции в общественной философии принадлежат не ученым академического склада, а свободным мыслителям». Эта фраза в полной мере применима к человеку иного склада, чем Леонтьев, но оттого не менее интересному.
Николай Константинович Михайловский (1842–1904) вошел в отечественную демократическую мысль как публицист, литературный критик, социолог, общественный деятель, редактор, идейный вдохновитель «Отечественных записок» и «Русского богатства». Даже этого перечня довольно, чтобы отчетливо увидеть, сколь масштабна была эта личность.
Сказать, что для современников Михайловский значил очень многое, — значит ничего не сказать. Как, например, вы сможете расценить такую характеристику: «Властитель дум нескольких поколений российской молодежи»! Власть идей, властвование идеями… мировосприятием нескольких поколений интеллигенции… Или еще более емкое: «Учитель русской жизни»!
Для Н. А. Бердяева Михайловский — это «талант, отмеченный печатью гения». В. И. Засулич о литературном творчестве Михайловского писала: «Явление Ренессанса в русской литературе»! И тут же Г. В. Плеханов громогласно заявлял: «Литературное ничтожество!» Ему вторил В. В. Розанов: «Петрушка для алгебры!»
Или вот еще один смысловой ряд. «Самый искренний русский критик» (Ф. М. Достоевский); «генерал русских революционеров, наголову разбивший марксистов» (К. В. Плеве); «последний народник» (Р. В. Иванов-Разумник). Современный историк-народниковедГ. Н. Мокшин дал Михайловскому емкий образ — «народнический Ленин», верно подметив идейную силу этого человека, его влияние на само время, на историческое движение России.
Мне представляется, например, уместным сравнение с Андреем Сахаровым: та же бескомпромиссная оппозиционность, то же служение идее борьбы за права человека. И тот же вековечный разрыв с национальной русской почвой, с Россией!
При жизни о Михайловском было написано более 600 книг и статей в центральных органах печати. И это не учитывая провинциальной прессы. Но вот кто писал: В. И. Ленин, Г. В. Плеханов, Н. А. Бердяев, П. Б. Струве, В. М. Чернов, П. А. Сорокин и др.! Авторы «Вех» видели в публицисте одного из творцов русской революции.
Сам Михайловский оставил потомкам огромное литературное наследие. Несколько раз издавались его сочинения, трижды — Полное собрание сочинений объемом десять томов энциклопедического формата. Видимо, не случайно в начале 1920-х гг. революционные лидеры даже намечали присвоить его имя одному из планируемых университетов.
Конечно, спектр оценок поразителен, поскольку он обнажает многомерность не только человека определенной эпохи, но и сложность самой истории, времени, в которых, как ни ищи, не найти однозначных ответов, даже если прилежно выучишь
«уроки истории». А может, их и не надо искать вовсе, ведь «история, как отмечал выдающийся историк В. О. Ключевский, — никого, как известно, ничему и никогда не учила». Может быть, достаточно лишь попытаться понять прошлое, стремясь вовлечь его хотя бы отчасти в наш нынешний жизненный контекст, пригласить, так сказать, к разговору, пройти дорогой узнавания?
В советское время принято было смотреть на исторические события, в том числе на революцию в России, весьма упрощенно. За всеми «борцами за справедливость», декабристами, народниками, марксистами закреплялась априори историческая правота, а революционные преступления и политическое насилие, терроризм например, оправдывались обстоятельствами времени. Консерваторам было принято вообще отказывать в какой-либо толике исторической справедливости. Так, в идеологизированной историографии степень ненависти к государству, к российской власти вообще становилась мерилом воздаяния памяти. В результате в угоду идеологии выхолащивался сложный, противоречивый контекст истории и формировались канонически-чистые революционные образы. Если надо признать прогрессивность того или иного исторического персонажа, то проще было приписать ему статус революционного борца. Если, скажем, зачитывался Владимир Ленин романом «Что делать», значит, Н. Г. Чернышевский просто был обречен быть революционером, но никак не реформатором или просветителем!
С крушением идеологических мифов и отказом от монопольной идеологии, появилась возможность посмотреть на революционную (лучше сказать — радикальную) интеллигенцию открытыми глазами, увидеть за ослепительным светом революционной жертвенности холодные тени ненависти, фанатизма и утопизма, ведущих к историческому тупику. Интеллигенция предстала в многомерной глубине и противоречивости. И не случайно в это время историки общественной мысли обратились к проблемам «реформаторского народничества». Из историографического небытия и беспамятства в наше современное сознание решительно ворвались яркие фигуры отечественной мысли, такие как И. Каблиц (Юзов), Я. В. Абрамов, В. П. Воронцов, С. Н. Кривенко, далекие от революционного фанатизма. Усилиями историковноваторов В. В. Зверева, Г. Н. Мокшина и ряда других удалось по-новому рассмотреть ландшафт народнической мысли, выявить ее концептуальную многомерность, связав со сложным и драматическим процессом модернизации страны [1]. В этой связи объяснимо внимание народниковедов к Михайловскому, к разным сторонам его жизни и творчества [2]. Важной вехой в истории народниковедения стал выход в свет сборника статей о Михайловском, приуроченный к 175-летию со дня рождения мыслителя [3]. Благодаря деятельной энергии редактора Г. Н. Мокшина удалось объединить почти всех ведущих народниковедов России в изучении научно-философских, общественно-политических взглядов мыслителя, его жизни и политической деятельности. Появление сборника статей в печати вызвало высокую оценку рецензентов [4].
Предлагаемая читателю книга не претендует на рассмотрении всех сторон деятельности Михайловского. За рамками исследования остается вопрос о взаимоотношении народника с представителями «правого народничества», толстовства. Свою задачу автор видит в попытке воссоздать некий образ человека и общественного деятеля, позволяющего внимательнее «вчитаться в эпоху», разглядеть в ней противоречивые, подчас латентные тенденции.
Примечания
1. См.: Абрамов Яков Васильевич: Биобиблиографический указатель (1880- 2017 гг.) / Сост., предисл. и вспом. указатели Г. Н. Мокшина. Воронеж: Изд. дом ВГУ, 2017. 212 с.; Зверев В. В. Реформаторское народничество и проблема модернизации России. От сороковых к девяностым годам XIX века. М.: Уникум-Центр, 1997. 365 с.; Он же. Народники в истории России. М.: Просвещение, 2003. 144 с.; Мокшин Г.Н. С. Н. Кривенко. Очерк жизни и деятельности (1847–1906). Воронеж: Изд-во ВГУ, 1998. 145 с.; Он же. Русское легальное народничество 60-90-х гг. XIX века: Очерки истории и историографии. Воронеж: Истоки, 2005. 180 с.
2. См.: Зверев В. В. Галерея портретов в беллетристике Николая Михайловского: Разночинцы и «кающиеся дворяне» очерков «Вперемежку» // История и художник. 2005. № 2. С. 40–57; Он же. Живые и мертвые души романа «Карьера Оладушкина» // Историк и художник. 2005. № 3. С. 23–36; Мокшин Г.Н. К вопросу о «культе» Н. К. Михайловского в новейшей историографии русского легального народничества // Россия. История, наука, культура. М.: РУДН, 2003. С. 36–41.
3. См.: Н. К. Михайловский: Человек. Мыслитель. Общественный деятель (к 175-летию со дня рождения): Сб. науч. тр. / Редкол.: Г. Н. Мокшин (отв. ред.). Воронеж: Изд. дом ВГУ, 2017. 300 с.
4. Лачаева М. Ю. Рецензия на: Н. К. Михайловский. Человек. Мыслитель. Общественный деятель (К 175-летию со дня рождения): Сб. науч. тр. Воронеж: Изд. дом ВГУ, 2017. 299 c. (на англ. и рус. яз.) // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: История России. 2018. Т. 17. № 2. С. 482–493
Казалось, о Николае Константиновиче Михайловском — этом «властителе дум» русской молодежи конца ХIХ столетия, превосходящего в дискуссиях «мастера диалектики» В. И. Ленина и ставшего неформальным лидером по количеству посвященных ему исследований, уже все давно известно. Однако...
In English
