Быть свидетелем и участником крупных исторических событий, с одной стороны, безусловно, интересно с профессиональной точки зрения. Но с другой, − древнее китайское проклятье «чтоб тебе жить в эпоху перемен» звучит применительно к нашей новейшей истории довольно зловеще. Эта книга сложилась как итог исследований и личных наблюдений над процессами политических трансформаций в течение всех постсоветских лет.
Распад СССР — событие огромного исторического масштаба. Не случайно В. В. Путин назвал его одной из самых крупных гуманитарных катастроф в ХХ веке, а российский социолог Борис Грушин определял как «социотрясение» [1], имея в виду, что произошел тектонический сдвиг самих основ народной жизни. Многие люди потеряли не только деньги, работу, но и страну. По счастью, перемены, начавшиеся в 1991 г. и продолжающиеся до сих пор, были потрясением, но не революцией. Между тем по масштабу, глубине и длительности перемен в жизни общества они вполне могут быть поставлены в один ряд с событиями 1917 г., столетие которых недавно отмечали не только в России, но и в мире.
Как ни странно, но и в нашей стране, и за рубежом четвертьвековой юбилей распада СССР не вызвал особого общественного резонанса, прошел как-то незаметно и мало освещался СМИ. Но еще более странно, что ни политики, ни ученые, которые, казалось бы, не должны проходить мимо таких дат, также пока не могут похвастаться особыми успехами в осмыслении и анализе прошедших за этот период изменений в российском обществе. Исключением можно считать книгу, созданную по инициативе известного канадского специалиста по российской политике Петра Дуткевича [2].
При этом нельзя сказать, что исследователи совсем не размышляли над тем, как и в каком направлении страна развивалась в указанный период. Политологи, социологи и историки опубликовали немало работ на эту тему. Однако большинство публикаций по политической трансформации России сфокусированы на структурных изменениях в социальной и экономической сферах общества, в типе государственного устройства, режиме и институтах [3]. Между тем о том, что произошло в ходе политических реформ и под их влиянием в психологии людей, об изменении настроений, мотивов, представлений и ценностей под воздействием политической среды написано значительно меньше. Свою задачу в этой книге мы видим в том, чтобы показать, как психология граждан менялась на протяжении последних двух с половиной десятилетий. В качестве основного объекта наблюдений мы выбрали вполне определенный психологический феномен — политические образы, и прежде всего образы власти и политиков в сознании российских граждан. Потребности, мотивы, установки и ценности, настроения и когниции, поведение и эмоции мы рассматриваем именно в их связке с образами и процессом восприятия.
Именно трансформации психологических смыслов перемен, произошедших в нашей стране, посвящено исследование, которое мы ведем начиная с 1993 г. Опыт этих наблюдений мы попытаемся обобщить с точки зрения тех политико-психологических феноменов, которые пока редко принимаются в расчет историками и политологами, социологами и экономистами. Однако для тех, кто испытывает процессы трансформации на себе, этот психологический контекст весьма значим. Именно он питает доверие или недоверие людей к власти и государству, обусловливает их поддержку реформ.
За прошедшие годы мы обращались к изучению образов самых разных политических объектов: парламента, государства, страны, партий и т. д. Но в этой книге мы решили представить лишь образы власти и политических лидеров постсоветской эпохи, поскольку мы их изучали на протяжении всех этих лет.
Вначале мы обратили внимание на образы политических лидеров. Их было трудно не заметить в начале 1990-х, когда на политической сцене появилось множество ярких и неординарных личностей, не сходивших с телевизионного экрана, плакатов и листовок. Эти люди стали всенародно известными. Конечно, политики отличались друг от друга и по степени узнаваемости, и по степени доверия к ним, но можно сказать, что все они были лидерами и заняли свое место в массовом политическом сознании граждан. По сути, эти политики стали своего рода маркерами, по которым граждане судили о состоянии политической системы. Политика в России, особенно в первые постсоветские годы, была персонифицирована, а наиболее популярные и известные политические деятели символизировали для граждан власть, независимо от того, имели ли они отношение к властным структурам или были лидерами оппозиции. За эти годы у нас накопилось много материала по наиболее интересным политикам, часть которого мы включили в эту книгу. Среди них есть и президенты, и депутаты, и губернаторы, и лидеры парламентских партий, и представители несистемной оппозиции, включая кандидатов в президенты 2018 г. Анализ их образов позволил выявить закономерности восприятия политика в зависимости от исполняемой роли, от длительности пребывания во власти, а также ряд других важных закономерностей.
Одновременно с этим в начале 1990-х гг. мы начали проводить исследование не образов отдельных политиков, а образа власти как таковой. Этот образ имеет несколько иную природу. В отличие от индивидуализированных и конкретных образов политиков он является абстрактным и анонимным. Но изучение российской политической культуры свидетельствует о том, что именно власть, ее мифы и символы занимают очень важное место в массовом сознании граждан России на протяжении всей нашей истории. И уже в начале нашего исследования стало ясно, что восприятие власти подчиняется несколько иным закономерностям в сравнении с восприятием политиков и нуждается в иных подходах и методах.
Но пожалуй, самым интересным было понять, как складывались на протяжении четверти века отношения между гражданами и властью. А эти отношения были весьма драматичными, от обожания таких лидеров, как сначала М. С. Горбачев, а затем Б. Н. Ельцин, и поддержки гражданами власти в самом начале 90-х до резко негативных ее оценок в конце того же десятилетия. Остается только удивляться прочности того режима, который перед выборами 1996 г. безусловно поддерживало всего 4% населения.
В нашей стране шел гигантский естественный эксперимент по политическому «перевоспитанию» всего населения от мала до велика. По сути, все, чему в советское время всех нас учили в детском саду и школе, в семье и в комсомоле, оказалось непригодным в новом российском государстве, и всем нам пришлось срочно осваивать новые политические ценности, новый официальный политический лексикон, новые политические роли. При этом остается неясным очень серьезный теоретический вопрос: куда при этом деваются старые ценности и как это возможно, что вчерашние убежденные коммунисты вдруг (за исключением тех немногих, кто остался при своих прежних взглядах) превратились кто в либерала, кто в монархиста, кто в демократа.
С чего все начиналось
Этот проект родился в далеком 1993 г. В тот момент в стране шли бурные политические процессы. Незадолго до этого в 1991 г. возникло само новое российское государство. В декабре 1993 г. предстояли первые в постсоветской России парламентские выборы. Все это было ново и необычно для тех, кто родился и вырос в Советском Союзе, где не было публичной политики. Политические образы в головах людей формировались на фоне чудовищной инфляции и нехватки самых элементарных товаров. Казалось, старый мир в одночасье обрушился, а новый еще только начинал складываться. Неудивительно, что люди были растеряны, в головах у них сталкивались старые, усвоенные с детства, и новые политические ценности и представления. Мы в этот период фиксировали резкую, на грани шизофрении, «расколотость» массового сознания, когда граждане доверяли одним политикам, симпатизировали другим, а голосовали за третьих [4]. Это приводило к неустойчивости и непредсказуемости самой политической системы.
Отказ власти от старых советских ценностей и от всего советского наследия привел к тому, что в обществе образовался серьезный ценностный вакуум, в результате чего население потеряло какую бы то ни было психологическую опору. Интересно, что только в самые последние годы в обществе стали раздаваться голоса o необходимости вернуть советскому периоду то позитивное значение, которое придавало смысл жизни старших поколений граждан. При этом такую позицию высказывают отнюдь не только коммунисты, но и люди иных политических ориентаций, тогда как наследники ельцинской власти, которые сейчас называют себя либералами, дают этому периоду исключительно негативную трактовку.
В начале же 1990-х все менялось стремительно. Так, прежде всего изменились политические акторы: на авансцену вышли новые, яркие лидеры, появились граждане, активно участвующие в политическом процессе. Этот феномен нуждался в психологическом анализе, так как без понимания психологических закономерностей поведения и лидеров, и граждан знание о политическом процессе не может быть полным, а прогнозы — точными. Тогда впервые за многие годы российская власть обеспокоилась прогнозом, прежде всего применительно к результатам выборов и особенно в отношении образа самой власти и лидеров в сознании общества.
Политическая психология и реальная политика
Эта тема в начале 1990-х была особенно востребованной в политической практике. Последняя ожидала от политических психологов ответа на вопрос, какие факторы воздействуют на политическое восприятие, чтобы управлять этим процессом. До этого никому из представителей власти и в голову не пришло бы интересоваться, как общество воспринимает политику и политиков, что оно по этому поводу думает и чувствует. Проводились немногочисленные социологические опросы, но о более тонких исследовательских приемах и методах никто тогда не задумывался.
Шла осень 1993 г. До парламентских выборов оставалось всего несколько месяцев. Мне позвонили из Администрации Президента с предложением дать прогноз в отношении тех известных политических лидеров, кто мог бы составить конкуренцию действующему президенту Б. Н. Ельцину. При этом любопытно, что в тот момент сотрудников Администрации интересовали не приближающиеся парламентские выборы, а довольно далекие президентские выборы 1996 г. [5] Опираясь на данные социологических опросов, проведенных солидными центрами, они в тот момент были абсолютно уверены, что гайдаровская партия «Выбор России» возглавит гонку. Пришлось их убеждать, что в ситуации серьезного психологического и идеологического хаоса, нестабильности массового сознания общества все не так очевидно и надо бы провести не только опросы общественного мнения, которые и давали столь радужные прогнозы, но и более глубинные психологические замеры массового сознания. Со мной согласились, и мы провели тогда первое политико-психологическое исследование образов российской власти и образов двенадцати ведущих российских политиков, включая Президента Б. Н. Ельцина. Работа по тому первому исследованию была закончена за две недели до выборов 1993 г. Исследование привело нас к выводам, резко отличавшимся от прогнозов ведущих российских социологов. Данные, полученные по нашей методике, красноречиво показывали, что у Е. Т. Гайдара, которому, как и в других опросах, наши респонденты давали самые лестные оценки, называя его умным, волевым и пр., на самом деле не было шансов на победу, потому что на бессознательном уровне его восприятие носило однозначно негативный характер. В то же время В. В. Жириновский, который получал исключительно негативные характеристики в ответах на прямые вопросы, на бессознательном уровне отвечал тем идеальным представлениям, о которых сами опрошенные, скорее всего, и не подозревали.
Позже один из помощников Президента рассказывал мне, что сам Президент этот отчет с удовольствием читал и очень смеялся тому, что один из описанных там политиков вызывал у опрошенных ассоциацию с дешевой вареной колбасой, в то время как другой — с дорогим коньяком и салями. Смехом Президента и его помощников дело тогда и ограничилось. Может быть, они не дочитали отчет до конца и не ознакомились с выводами, потому что за оставшиеся две недели до выборов Администрация Президента не смогла или не сочла необходимым принять срочные меры для поддержки своих кандидатов и они блестяще провалились, уступив места в Думе В. В. Жириновскому и Г. А. Зюганову. Тогда их победа была шоком для политологов и представителей власти. Многие помнят растерянность участников телевизионной встречи Нового политического года, которая замышлялась как чествование партии «Выбор России», а обернулась ее политическим провалом.
Мне не раз приходилось наблюдать, как политики, для которых мы проводили подобные исследования, знакомились с их результатами. За исключением немногих, кому их портрет понравился, большинство своим изображением были не очень довольны. Никто открыто этого недовольства не высказывал, но мне известно, что один из тех, кто стал героем нашего исследования, по словам его помощников, три ночи не спал после прочтения нашего отчета, переживая, что граждане, как оказалось, видели его не таким, каким, очевидно, он видел себя сам. Но ведь задача политического психолога состоит не в том, чтобы польстить лидеру, а в том, чтобы, описывая его образ, помочь ему преодолеть барьеры непонимания или неприятия со стороны граждан.
На самом деле вопрос о взаимодействии ученого и политика-практика (заказчика исследований, кандидата на выборах, его политтехнологов и т. д.) имеет множество аспектов, выходящих за рамки нашей темы. Это не только проблема доверия/недоверия со стороны заказчика к тем данным, которые получает исследователь, но и того, кто и как их будет использовать за рамками самого исследования, что от аналитика редко зависит. Так, например, один из героев данной книги, получив от нас результаты проведенных нами исследований, не разрешил ознакомить с ними даже членов своего предвыборного штаба, опасаясь утечки данных. У меня возникло подозрение, что и мои рекомендации психолога-консультанта он вполне мог по прочтении съесть.
За эти годы многое изменилось в отношениях исследователей и политиков. С одной стороны, следует отметить, несомненно, положительные тенденции, например возросшее понимание политиками необходимости учета их восприятия со стороны общества, попытки наладить с ним обратную связь. Но обычно дело ограничивается заказом социологических или экспертных опросов. Мало кто из политиков и их технологов прибегает к более тонким политико-психологическим методам анализа состояния общества, ограничиваясь минимумом информации для воздействия на граждан.
С другой стороны, широкое распространение «грязных» политических технологий, использование административного ресурса в 2000-е гг. привели к тому, что общество во многом погрузились в политическую апатию, которая время от времени прерывается всплесками протестной активности. В этих условиях спрос на серьезные исследования со стороны власти резко сократился, так как власть уверилась во всемогуществе технологий, а рынок услуг такого рода был поделен между немногими приближенными к власти структурами. Да и для них заказов осталось немного. Даже в самые последние годы власть весьма ограниченно использует данные, полученные независимыми исследователями, предпочитая обращаться к узкому кругу «придворных» экспертов. Что же касается тех, кто проводит исследования с чисто научными целями, то их число невелико, так как одновременно с падением спроса со стороны реальной политики резко сократился и объем финансирования со стороны научных фондов.
Кто и как работал над этим проектом
После того первого исследования 1993 г. мы повторяли свои замеры каждый год, иногда дважды в год, вплоть до сегодняшнего дня. Изредка у нас появлялись заказы на проведение электоральных исследований, но чаще средств на проведение исследований не было, и мы искали возможность заниматься наукой безвозмездно. Это было возможно, во-первых, потому, что за редкими исключениями наши исследования не представляли собой массовых опросов, которые стоят больших денег, и имели качественный характер, что позволяло их проводить «малой кровью». Во-вторых, нам помогало то, что мы сумели использовать единственный наш ресурс — образовательный. И, как говорится, нет худа без добра. Мы не просто привлекали наших бессменных помощников — студентов, магистрантов, аспирантов, которые слушали курс политической психологии. Этот проект оказался по своему характеру по-настоящему университетским. Мы обучали студентов в ходе проведения исследования, вовлекая их в реальный научный процесс. В этом проекте участвовали студенты трех факультетов, где мне довелось работать: социологического (1992–2000), философского, где находилось отделение политологии, на котором была создана кафедра политической психологии (2000–2008) и политологического, куда в 2008 г. вошла кафедра, переименованная в кафедру социологии и психологии политики. Наших студентов и аспирантов мы учили не только собирать и обрабатывать данные, но и анализировать их. Они писали свои первые научные работы на материалах этих исследований. На их базе написаны десятки дипломных и магистерских работ. С 2000 г. на кафедре защищено более 40 кандидатских и одна докторская диссертация. Среди авторов нашей книги немало наших бывших студентов и аспирантов, часть которых стала сотрудниками кафедры. На этих исследованиях выросла целая научная школа.
Результаты проекта докладывались на многих всероссийских и международных конференциях и конгрессах, опубликованы в многочисленных статьях и книгах, как у нас в стране, так и за рубежом. Пришло время подвести некоторые итоги. Эта монография задумана не только как обобщение данных эмпирических исследований, но и как попытка их теоретического обобщения и методологического осмысления.
Структура книги
Книга получилась объемная. Это и понятно: за 25 лет накоплено столько данных, что все они не могли поместиться под одной обложкой. Мы отобрали наиболее интересные факты и результаты, пытаясь проследить динамику тех изменений в политическом сознании российского общества, которые имели место в этот период. В книге большое значение уделяется теоретико-методологическим основаниям исследования. Им посвящена первая часть книги. В ней предложена концептуальная модель анализа политического восприятия, которая разрабатывалась на протяжении всего исследования. Отдельно авторы описывают разработанную нами методологию исследования, в которой сочетаются количественные и качественные подходы. В заключительной главе мы попытались обобщить наши наблюдения, дав интерпретацию наиболее общих трендов развития массового сознания за четверть века постсоветского развития.
Весь массив данных, описываемых в книге, разделен на три части. Первая описывает образы власти и лидеров ельцинской России (1993–2000). Вторая охватывает два первых президентства В. В. Путина (2000–2008), а третья включает в себя годы президентства Д. А. Медведева (2008–2012) и третий президентский срок В. В. Путина (2012–2018). Каждая из этих трех частей открывается анализом событийного контекста указанных периодов. Затем идет описание образов власти и образов лидеров, которое завершается анализом трансформации политического восприятия указанного периода. В конце делается попытка вернуться к теоретическим основаниям исследования и показать, что полученные данные дают для теории политического восприятия. Заключительная глава не только подводит определенные итоги 25-летним наблюдениям, но и показывает прогностический потенциал этого проекта.
Выражение признательности
Прежде всего я бы хотела сказать огромное спасибо моей семье, которая меня поддерживала и поддерживает все эти годы, когда я разрывалась между домом и кафедрой. Но благодаря тому, что дома меня всегда ждали любимые муж, дочь, а сейчас и внучка Маруся, это не только давало силы, но и было серьезным стимулом в работе.
Мои коллеги по кафедре, аспиранты и студенты, многие из которых в буквальном смысле выросли на нашей кухне, уже давно стали частью нашей семьи. Они были не просто учениками, но и единомышленниками и соратниками. Весь этот путь разделили со мной С.В Нестерова и Т. Н. Пищева, которые с первого дня были в проекте и продолжают в нем участвовать, внося в него много новых идей. Это издание было бы невозможным, если бы в нем не приняли участие члены редколлегии книги А. Л. Зверев, В. А. Зорин и А. В. Селезнева, взявшая на себя всю тяжесть работы с авторским коллективом. Много сделала для проекта Н. В. Смулькина, которая отвечала за работу с эмпирическим материалом. В той или иной степени в исследовании участвовали все сотрудники кафедры, студенты и аспиранты, к которым я испытываю огромную благодарность за помощь и поддержку на протяжении многих лет.
Без наших единомышленников из других университетов страны, благодаря которым, нам удавалось собирать эмпирический материал в разных регионах — от Сибири до Краснодара и от Москвы до Калининграда, — этот проект был бы невозможен. Мне бы хотелось от души поблагодарить Л. И. Газизову из Уфы, В. А. Зорина из Челябинска, И. В. Морозикову из Смоленска, Д. В. Попонова из Саратова, И. В. Самаркину из Краснодара, А. И. Щербинина из Томска, М. С. Яницкого из Кемерова и многих других коллег, которые бескорыстно участвовали в этом проекте.
Все исследователи, принимавшие участие в проекте, представленном в данной книге, так или иначе связаны с МГУ им. М. В. Ломоносова. Это не только сотрудники нашей кафедры, но и коллеги с тех факультетов, где в разное время мне довелось работать. Мы благодарны за поддержку тогдашнему декану факультета социологии — В. И. Добренькову, декану философского факультета В. В. Миронову, где в 2000 г. была создана кафедра политической психологии. Особую благодарность хотелось бы высказать в адрес декана факультета политологии профессора А. Ю. Шутова, руководящего факультетом все десять лет его существования, за его понимание и повседневную помощь кафедре, ее сотрудникам и аспирантам и, конечно, ректору МГУ академику В. А. Садовничему, который на протяжении многих лет поддерживает и нашу кафедру, и этот проект.
Данный проект не мог бы состояться без поддержки профессионального сообщества, в частности коллег по исследовательскому комитету Российской ассоциации политических наук по политической психологии и Президента РАПН профессора О. В. Гаман-Голутвиной.
Отдельно я хотела бы упомянуть тех моих зарубежных коллег, которые на разных этапах работы помогали мне дельным советами и критикой тех разделов книги, которые были представлены в виде докладов, статей и выступлений на конференциях. Я искренне благодарна Петру Дуткевичу (Карлтонский университет, Канада), Ричарду Сакве (Кентский университет, Великобритания), Дэвиду Уинтеру (Мичиганский университет, США), Фреду Гринстайну (Принстонский университет, США), Кристл де Ландшир (Антверпенский университет, Бельгия), Хансу-Дитеру Клингеманну (Берлинский центр социальных наук WZB, Германия) и другим коллегам, с которыми я обсуждала идеи этой работы в Международной ассоциации политической науки (IPSA), Европейском консорциуме политических исследований (ECPR), Международном обществе политических психологов (ISPP), Британской ассоциации славянских и восточноевропейских исследований (BASEES) — международных научных организациях, где созданы прекрасные площадки для научного общения и где я обрела множество друзей и единомышленников за годы участия в их деятельности.
Примечания
1. Грушин Б. А. Четыре жизни России в зеркале опросов общественного мнения. Очерки массового сознания россиян времен Хрущева, Брежнева, Горбачева и Ельцина: В 4 кн. Жизнь 1-я. «Эпоха Хрущева». М.: Прогресс-Традиция, 2001. С. 7.
2. Четверть века после СССР. Люди, Общество Реформы. М., Изд-во МГУ, 2015.
3. Красное или белое? Драма Августа-91: факты, гипотезы, столкновение мнений / под общ. ред. М. К. Горшкова, В. В. Журавлева. М.: ТЕРРА, 1992; Россия реформирующаяся. Вып. 11: Ежегодник / отв. ред. М. К. Горшков. М.: Новый хронограф, 2012; Горшков М. К. Реформы в зеркале общественного мнения // Социс. 2011. № 10. С. 3–11; Федоров В. В. Русский выбор. Введение в теорию электорального поведения россиян. М.: Праксис, 2010.
4. Шестопал Е. Б. Образы власти в постсоветской России». М.: Алетейя, 2004.
5. Интересно, как повторяется история. В 2017−2018 гг. Администрация Президента вновь поставила перед политическими психологами те же самые вопросы, и тоже с явным намерением встроить ответы на них в технологию управления политическими процессами. Только на этот раз ни о каком заказе на исследование речи не шло. Нужно было просто экспертное мнение и только политтехнологический прикладной вывод.
In English
