Участие США в конфликтах низкой интенсивности: концепции и реалии

Конфликты низкой интенсивности в американской военно-политической стратегии в начале XXI века под ред. В.И. Батюка 2018 г. 400 Р 300 Р

В XXI век американские правящие круги вошли с твердой уверенностью в том, что он будет еще одним Pax Americana. В Вашингтоне считали само собой разумеющимся, что в любой обозримой перспективе будет существовать однополярный мир, в котором Соединенные Штаты сохранят безоговорочную гегемонию.

Каким же образом американское военное ведомство претворяло в жизнь эту политическую установку на глобальное американское доминирование? В соответствии с Четырехлетним обзором Министерства обороны, изданным в марте 2006 г., в американской военной политике за 2002—2006 гг. произошли следующие перемены: «Если попытаться охарактеризовать природу трансформации Министерства обороны… <…>… то будет полезно рассмотреть ее как смещение акцентов, для того чтобы встретить вызов со стороны новых стратегических условий:

— от угроз со стороны национальных государств — к децентрализованным угрозам сетевого характера от негосударственных врагов;

— от войн против наций — к ведению войны в странах, с которыми мы не находимся в состоянии войны (убежища террористов);

— от статической обороны, гарнизонных сил — к операциям мобильных, экспедиционных сил;

— от крупных конвенциональных боевых операций — к разнообразным иррегулярным, асимметричным операциям;

— от сил передового базирования — к перебазированию на территорию континентальных США с целью поддержки экспедиционных сил;

— от кораблей, пушек, танков и самолетов — к информации, знанию и своевременным разведданным;

— от статических союзов — к динамичным партнерствам».

Американское военно-политическое руководство исходило из того, что после окончания холодной войны вероятность большой войны между великими военными (то есть ядерными) державами практически равна нулю, в то время как локальные вооруженные конфликты лихорадят многие регионы земного шара. Поэтому основная угроза безопасности США исходит не от регулярных армий, а от негосударственных субъектов — врагов Америки, таких как террористические и криминальные группировки, участники которых объединены не в иерархические, а в сетевые структуры. В таких структурах отсутствуют выраженные руководящие центры и преобладают не вертикальные, а горизонтальные связи. Вооруженные силы Соединенных Штатов должны быть готовы взять верх в борьбе с этим новым врагом, осуществив переход из индустриального в информационный век.

Сама жизнь заставила Вашингтон адаптироваться к угрозам и конфликтам низкой интенсивности нового типа, в том числе и с негосударственными субъектами. Военно-политическое руководство Соединенных Штатов было даже готово пересмотреть традиционные представления о безальтернативности иерархических структур боевого управления. Как свидетельствует история, выиграть такие войны за счет одного лишь технического превосходства невозможно, и опыт участия американских войск в военных действиях в Афганистане и Ираке показал это со всей очевидностью. «Ирак и Афганистан напоминают нам, что только военный успех недостаточен для достижения победы, — отмечается в этой связи в Национальной оборонной стратегии 2008 г. (National Defense Strategy 2008). — Помимо безопасности к числу неотъемлемых составных компонентов долгосрочного успеха относятся экономическое развитие, институциональное развитие и власть закона, а также поддержка внутриполитического примирения, строительство государственных институтов, обеспечение базовых услуг людям, подготовка собственных военных и полицейских сил, обеспечение стратегических коммуникаций. Мы как нация должны усиливать не только собственные военные возможности, но также укреплять другие важные элементы нашей национальной мощи…». Иными словами, официальному Вашингтону пришлось делать то, что он изначально делать не планировал, то есть заниматься миротворчеством и строительством наций.

Переломным моментом стало появление в феврале 2008 г. нового полевого устава — FM 3–07 Stability Operations, в котором впервые содержалось положение о том, что обеспечение безопасности гражданского населения и послевоенной стабилизации является не менее важной задачей, чем достижение военной победы. «С публикацией в феврале 2008 г. FM 3–07 операции по стабилизации получают в глазах командования сухопутных войск одинаковый статус с оборонительными и наступательными операциями, — отмечают в своей статье в журнале Military Review генерал-лейтенант У. Колдвелл и подполковник С. Леонард, авторы этого нового полевого устава. — Тем самым армейское командование, по сути дела, признало, что формирование ситуации в гражданской сфере через операции по стабилизации зачастую более важны, чем победы в боях и сражениях».

Следует отметить в этой связи, что новый полевой устав не остался на бумаге. После его введения в действие некоторые американские армейские офицеры выражали озабоченность относительно того, что подготовка к операциям по стабилизации проводится в ущерб боевой подготовке. «Боевые бригадные группы сухопутных войск, готовящиеся к переброске в Ирак и Афганистан в Форт-Ирвин в Калифорнии и в Форт-Полк, Луизиана, готовятся лишь к контрповстанческим операциям, — отмечал, в частности, в своей статье в журнале „Джойнт форсез куортерли“ (JFQ) полковник Дж. Джентил. — Вместо того чтобы проводить время в учениях батальонного и бригадного уровней с целью подготовки к войне с потенциальным противником, они обучаются перестройке деревень и особенностям межкультурной коммуникации с местным населением». Полковник Джентил делает вывод о том, что, готовясь к проведению операций по стабилизации, американские вооруженные силы могут утратить навыки вести войну с хорошо вооруженной и обученной неприятельской армией. «Зрелище грузинской пехоты, убегающей от вражеского огня и колонн идущих в атаку русских танков, показывает нам, что время, когда армии противостояли друг другу на поле боя, еще не прошло», — делает вывод американский полковник на основе опыта российско-грузинской войны 2008 г.

Итоги этой войны не получили в свое время должной оценки у американского военно-политического руководства. Дальнейший ход событий, однако, заставил официальный Вашингтон по-новому взглянуть на вероятность конфликта с враждебным иностранным государством и на итоги этого конфликта для американских вооруженных сил. Политическим кругам США пришлось признать, что за последние годы Россия существенно укрепила конвенциональную военную мощь и, что еще важнее, имеет политическую волю применить ее для реализации своих политических целей. Так, на прибалтийском направлении, по оценке американской стороны, российские вооруженные силы могут сосредоточить 22 батальонные тактические группы (до 100 тыс. солдат и офицеров) и при этом обеспечить полное господство в воздухе. В соответствии с закрытыми оценками американского военного ведомства все три прибалтийских государства будут заняты российскими войсками через 2–3 дня и НАТО просто не успеет этому воспрепятствовать (подробнее см. гл. 3).

Но не только в Восточной Европе соотношение сил меняется не в пользу США и их союзников. Появление российских военных в Сирии и результаты их действий в этой арабской стране стали неприятным сюрпризом для официального Вашингтона. Масштабы и военно-политические последствия российского воздушного наступления, применение таких новейших средств вооруженной борьбы, как фронтовые бомбардировщики Су-34 и крылатые ракеты класса 3 М14 и Х-101, — все это оказалось полной неожиданностью для руководства Соединенных Штатов.

Аналогичные перемены, по оценкам американских кругов, происходят и в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Огромные оборонные расходы Китайской Народной Республики в последние годы принесли свои плоды. Китайские военные теперь способны проводить в отношении США стратегию воспрещения доступа / блокирования зоны. Тем самым они сумели радикальным образом изменить привычное для США соотношение сил в регионе.

Очевидно, что абсолютному американскому военному превосходству в АТР брошен серьезный вызов, и с этим нельзя не считаться. Меняющееся соотношение сил в регионе заставило многих американских экспертов задуматься о вероятности широкомасштабного военного американо-китайского конфликта и о его возможных последствиях.

Явно не в пользу Соединенных Штатов меняется ситуация и в таком важнейшем для Америки регионе, как Арктика, где американские вооруженные силы столкнулись в последние годы с увеличением российского военного присутствия.

Таким образом, в Вашингтоне уже не могут рассчитывать на абсолютное военное превосходство над любой державой в обозримом будущем. Как следствие, постепенно меняется подход американского военно-политического руководства к конфликтам низкой интенсивности. Последние больше не рассматриваются исключительно в формате противоборства с негосударственными субъектами.

Американское военно-политическое руководство вынуждено учитывать произошедшие за последние годы изменения военного баланса не только в различных регионах планеты, но и в различных сферах вооруженной борьбы. Так, прогресс в развитии ракетной техники у таких потенциальных региональных противников США, как Иран, КНДР и КНР, заставляет Пентагон уделять все больше внимания развитию региональных систем противоракетной обороны от баллистических и крылатых ракет, самолетов, беспилотных летательных аппаратов, высокоточного оружия большой дальности, а также от артиллерийского и минометного огня противника, чтобы не допустить применения стратегии ограничения доступа/воспрещение доступа и маневра. «В этих условиях некоторые высокопоставленные военные начали рассматривать системы ПРО театров военных действий как «ключевое стратегическое средство» (см. гл. 2). С другой стороны, успехи в разработке и создании американского высокоточного оружия (ВТО) могут побудить США использовать это оружие в конфликтах низкой интенсивности с учетом того, что высокая эффективность применения ВТО на носителях малой, меньшей и средней дальности научно обоснована и доказана на практике по целому ряду критериев: точность, надежность, минимальный побочный ущерб, выгодное соотношение «эффективность-стоимость», эффективность удара по одиночным и групповым (с применением боезарядов с кассетным боевым снаряжением) целям (см. гл. 1).

Вашингтону приходится считаться и с тем, что в некоторых ключевых регионах американские военные утратили столь привычное для них абсолютное господство на море и в воздухе. Так, размещение в калининградском эксклаве системы ПВО С-400 «Триумф» означает, что в случае вооруженного конфликта в Прибалтике Москва сможет установить бесполетную зону над всей территорией Литвы и над третьей частью территории Польши. А после развертывания в Калининградской области противокорабельных ракет «Бастион» под вопросом оказалось и некогда безраздельное господство Североатлантического альянса в акватории Балтийского моря. Таким образом, российская сторона может применять в отношении США и их союзников по НАТО воспрещение доступа / блокирование зоны. С аналогичными проблемами Тихоокеанское командование США может столкнуться и в прибрежных районах Китая (см. гл. 6).

До осени 2015 г. Соединенные Штаты пребывали в уверенности, что обладают монополией на применение крылатых ракет большой дальности с неядерными боеголовками. Утрата этой монополии в результате действий российских ВКС в Сирии, безусловно, будет иметь далеко идущие военно-политические последствия, включая и конфликты низкой интенсивности.