После вторжения в Ирак боевиков так называемого «Исламского государства» летом 2014 г. президент Б. Обама не стал вводить на территорию этой страны американские сухопутные войска, ограничившись поддержкой иракских вооруженных сил с воздуха и предоставлением им разведданных и оборудования. Что касается присутствия в Ираке американских военных, то их количество и миссия были ограничены охраной посольства США в Багдаде и подготовкой иракских и курдских войск. Таким образом, и в данном конкретном случае американское военно-политическое руководство постаралось избежать широкомасштабного участия своих вооруженных сил в конфликте.
Но не только на Большом Ближнем Востоке военно-политическое руководство США вынуждено готовиться к локальным конфликтам. Приходится учитывать возможность гибридной войны в Европе (о чем подробнее будет сказано в 7-й главе), в АТР и других регионах планеты. Стратегические ядерные силы Соединенных Штатов вынуждены адаптироваться к необходимости решать не только глобальные, но и локальные задачи (об этом говорится во 2-й главе).
События на Украине заставили американские и натовские правящие круги серьезно пересмотреть подходы к военно-стратегическому балансу в Европе.
Во-первых, им пришлось отказаться от снисходительного отношения к российским вооруженным силам, от широко распространенного убеждения политиков и военных на Западе в том, что современная российская армия — это лишь бледная тень могучей и грозной Советской Армии и в этих условиях Москва вынуждена опираться на жалкие остатки советского ядерного арсенала, чтобы поддержать свой международный статус. Крым и Донбасс показали, что у вооруженных сил Российской Федерации имеется большой потенциал как для ведения обычной войны, так и для участия в конфликтах низкой интенсивности — и Вашингтону, и Брюсселю придется с этим считаться.
Во-вторых, придется серьезно пересмотреть свой подход к конфликтам низкой интенсивности с негосударственными противниками. Та необыкновенная быстрота, с которой вчерашние донецкие и луганские ополченцы превратились в регулярную и хорошо организованную армию (аналогичная трансформация весной — летом 2014 г. произошла с вооруженными силами ИГИЛ), явно не предусматривается уставами американских вооруженных сил, и это придется менять.
В-третьих, официальному Вашингтону приходится считаться с возможностью не только дальнейшего обострения гибридного конфликта на Украине, но и с возникновением аналогичной ситуации у своих натовских союзников в Прибалтике, чреватой совершенно непредсказуемыми последствиями.
В-четвертых, серьезному пересмотру подверглась и ядерная стратегия США: теперь уже и речи нет о ликвидации американских ядерных вооружений в Европе. В условиях явного конвенционального превосходства России на Востоке Европы американские ядерные боеголовки становятся незаменимым фактором обеспечения гарантий безопасности восточноевропейским членам альянса со стороны США и НАТО. Временное присутствие американских войск и вооруженных сил из «старых» натовских стран не могут стать такой гарантией.
С серьезными проблемами столкнулась и американская стратегия гибридной войны на Ближнем Востоке. В образовавшийся в результате действий официального Вашингтона геополитический вакуум постарались проникнуть и Россия, и Иран. Наверное, впервые в непростой истории взаимоотношений этих двух государств они объединились в военный союз в целях укрепления сирийского государства и борьбы с исламским экстремизмом, причем этот союз имеет явно антиамериканский подтекст.
Ни Москва, ни Тегеран более не готовы мириться в непосредственной близости от своих государственных границ с хаосом, который стал результатом политики Вашингтона. Для российского и иранского руководства пресловутое «американское лидерство» в борьбе с ИГИЛ совершенно неприемлемо: ни в Москве, ни в Тегеране не доверяют целям и методам американской антиигиловской кампании. Между тем, Соединенные Штаты не готовы координировать свою военную кампанию против международного терроризма с российской или иранской стороной.
In English
