Введение. История и настоящее - Грамматика цивилизаций

Эти первые страницы уточняют смысл тех усилий, которых требует от учеников выпускных классов лицеев новая программа по истории. Эти страницы открывают книгу согласно простой житейской логике. Однако педагогическая логика может с этим не согласиться. Вот почему чтение этих страниц может оказаться отнесенным к началу второго триместра, когда учащиеся приступят к изучению крупных цивилизаций, что само по себе непросто, будут уже знакомы с терминологией и соответствующими философскими спорами. Вместе с тем нельзя исключать и возможность того, что изучение курса может начаться именно с этих страниц.

Новая программа по истории в выпускных классах ставит непростые проблемы. Она претендует на объяснение современного мира в том виде, в каком он открывается нашим глазам, причем зачастую используя для этого усложненные термины; мир этот может быть понят только при таком историческом подходе, который включает смежные общественные науки: географию, демографию, экономику, социологию, антропологию, психологию...

Три последовательных объяснения

Того, кто пытается объяснить современную действительность, можно обвинить в претенциозности. Считают, что самое большое, на что можно рассчитывать, это попытаться лучше понять современность, используя для этого тот или иной подход. Ваша программа предполагает последовательно три таких подхода.

Прежде всего необходимо знать, что сегодняшний период истории частично объясняется периодом, который ему непосредственно предшествовал. Для такого краткого экскурса в прошлое история с легкостью заговорит. Итак, первая часть вашей программы будет посвящена драматическим, зачастую просто нечеловеческим дням и годам, которые мир пережил начиная с Первой мировой войны, с августа 1914 г., и до настоящего времени. Эти события поистине перевернули мир, максимально драматизировали начало ХХ в. и все еще отзываются многоголосым эхом в нашей теперешней жизни.

Сами по себе эти прошлые события одновременно объясняют и не объясняют настоящее. Дело в том, что современность есть продолжение — в разной степени — тех событий, которые имели место в близком и далеком прошлом. Современность впитывает в себя предшествующие века и даже «все историческое развитие человечества вплоть до наших дней». Тот факт, что настоящее подразумевает опыт прошлого в таких масштабах, не должно вам показаться абсурдным, хотя у всех нас есть склонность непроизвольно рассматривать окружающий мир как кратковременный период нашего собственного пребывания в нем и видеть его историю как быструю смену кадров в кинофильме, где все следует одно за другим или все перемешивается: войны, сражения, встречи на высшем уровне, политические кризисы, дни революционных потрясений, революции, экономические кризисы, идеи, интеллектуальная и артистическая мода...

Однако нетрудно заметить, что человеческая жизнь включает в себя множество иных реальностей, которые могут занять свое место в потоке событий: пространство, в котором живут люди, социальное окружение, определяющее их бытие, этические осознанные и неосознанные правила, которым они подчиняются, их религиозные и философские верования, их собственная цивилизация. Эти реалии живут гораздо дольше нас и у нас часто в течение всей нашей жизни не хватает времени заметить, как они кардинально меняются.

Если мне будет позволено прибегнуть к сравнению, окружающий нас физический мир — горы, реки, ледники, побережья — подвергаются изменениям. Они столь медленны, что никому из нас не дано заметить их собственными глазами, если только мы не прибегаем к сравнению с далеким прошлым или не исследуем их научными методами, выходящими за рамки нашего личного наблюдения. Жизнь наций, цивилизаций, психика или религиозное настроение внешне кажутся более подвижными, однако поколения людей сменяются, не слишком их затрагивая. Напротив, что не уменьшается, так это значение тех глубинных сил, которые входят в нашу жизнь и кроят мир по своей мерке. Итак, близкое и более или менее удаленное от нас прошлое смешиваются в множественности настоящего: когда близкая история бежит к нам во весь опор, удаленная от нас история сопровождает нас медленными шагами.

Это далекое прошлое, эта теле-история и есть предмет изучения второй части вашей программы. Выбрать великие цивилизации в качестве «понятных рамок» настоящего мира означает перегнать быстрое движение истории в тот период, который вы изучаете, т. е. с 1914 по 1962 г. Это приглашение поразмышлять об истории с медленным дыханием — о «долговременной истории». В этом смысле цивилизации предстают в особом свете, поскольку их «долгожительство» выше нашего понимания. Будучи неправдоподобно старыми, они продолжают жить в каждом из нас; и они еще долго будут существовать после нашего ухода.

Представив эти два объяснения (ближайшая история, давняя история), ваша программа вызывает третье: на этот раз речь идет об определении значимых проблем 1962 г., взятых в масштабе всего мира. Разделим эти проблемы по категориям: политические, социальные, экономические, культурные, технические, научные... В целом от вас требуется отделить — в свете двух рассмотренных исторических подходов — главное от вторичного в окружающей нас вселенной.

Обычно историк размышляет о прошлом и если имеющиеся свидетельства не позволяют ему точно определить это прошлое, то он по крайней мере заранее знает (возьмем, к примеру, события XVIII в.), через какие вехи проходит эволюция Века Просвещения, и одно только это само по себе важное знание оказывается существенным элементом анализа. Он знает отгадку. Когда же речь идет о современном мире, который предстает перед нами чередой возможностей, то выделить важнейшие его проблемы означает вообразить отгадку, т. е. определить среди всех открывающихся возможностей именно те, которые станут реальностями завтрашнего дня. В этом и заключается трудность, непредсказуемость, безусловная необходимость.

Кондорсе считал, что такого рода манипуляции законны. Серьезные историки берут на себя смелость защищать прогнозы, как бы это ни было опасно. Английский экономист с мировым именем Колин Кларк в 1951 г., базируясь на данных тогдашней статистики, подсчитал вероятные параметры экономики будущего. Жан Фурастье уверенно говорил о цивилизации 1980 г., оперируя данными 1960 г. и исходя из принципа разумной экономической политики. Такая хрупкая «наука», как прогнозирование, позволяет философу Гастону Берже специализироваться на распознавании ближайшего будущего: футурология, какой бы она не была и какие бы ужасные пророчества не звучали в устах некоторых экономистов, позволяет на законном основании представить крохотный кусочек ближайшего будущего, рассчитанного заранее и почти осязаемого.

Такой подход иногда вызывает улыбку. Но у него есть по крайней мере одно преимущество: в путанице настоящего определяется будущая главная линия развития, которая, являясь верной или наполовину верной, обнажает, прежде всего в силу своей направленности прямо в цель — к будущему, самые значимые проблемы сегодняшнего дня и пытается придать им определенный смысл. Современный мир — это мир в становлении.

У вас перед глазами вероятная карта народонаселения мира на 2000 год. Помимо всего прочего она позволит вам поразмышлять и понять, что ни один составитель планов на будущее (а ведь планирование — это прежде всего тщательное и устремленное в будущее изучение значимых проблем современности) не сможет отныне делать это без того, чтобы не держать перед глазами эту карту. Она поясняет известное замечание президента Республики Берег Слоновой Кости У. Буани о том, что в Азии и Черной Африке планирование ни в коем случае не может быть аналогичным, поскольку слаборазвитость в одном случае сочетается с избыточным населением, а в другом — с его недостаточностью.

История множественна и едина

Вас, наверно, удивит, что история может стать предметом спекуляций, что она хочет быть наукой настоящего при всей неопределенности последнего. Нет ли здесь злоупотреблений? Не стремится ли она, подобно сказочному волку, вырядиться в чужие одежды, а точнее в одежды близких ей общественных наук? Об этом мы поговорим в начале второй части данной книги. Тогда эта проблема станет для вас понятнее, поскольку это проблема времени, взятого само по себе, а время будет рассматриваться в перспективе вашего обучения философии. Очевидная множественность объяснений истории, разрыв между различными взглядами на нее, их противоречия приходят к согласию в свойственной истории диалектике, основывающейся на разнообразии самого исторического времени: быстротекущее время событий, удлиненное время исторических эпизодов, медленное, ленивое время цивилизаций. Когда речь идет о исследовании отдельного исторического события, то можно остаться в границах того или иного исторического времени. Напротив, когда речь идет о любой попытке глобального исторического осмысления, например об истории цивилизаций, тогда, как в искусстве фотографии, нужно увеличивать количество кадров различной выдержки, чтобы затем свести их в единое целое, как искусно смешанные цвета солнечного спектра обязательно восстанавливают белый солнечный свет.