Введение - Дилеммы Британии: поиск путей развития

Коллективная монография «Дилеммы Британии. Поиск путей развития» выходит в период жизни Соединенного Королевства между двумя парламентскими выборами[1]: последние состоялись в 2010 г., следующие пройдут в 2015 г. Одним из ведущих факторов, влияющих на настроения избирателей, по-прежнему является социально-экономическое положение страны и благополучие населения: экономический кризис не спешит выпускать Британию из своих тисков.

Когда в июне 2007 г. Гордон Браун вступил в должность руководителя Лейбористской партии (ЛПВ) и премьер-министра, ожидания в обществе относительно ближайшего будущего носили оптимистический характер. Казалось, что у интеллектуала Брауна, заработавшего себе блестящую репутацию на посту министра финансов, получится не только исправить ошибки и перекосы политики Тони Блэра, особенно во внешней сфере, но и дать новое направление внутренней жизни страны. Особенно это касалось дальнейшего реформирования ее политической системы, демократизации всех уровней власти, экономических реформ в духе социальной справедливости. К концу пребывания Брауна у власти от этих ожиданий мало что осталось. Не принес облегчения и новый политический цикл, начавшийся в 2010 г. после прихода к власти коалиции Консервативной партии и Партии либеральных демократов (ПЛД) во главе с их лидерами Дэвидом Кэмероном и Ником Клеггом. Социальное напряжение в стране достигло сравнимого с 1980-ми гг. уровня.

И все же именно кризис ответственен за большую часть негатива в оценках деятельности как лейбористского, так и коалиционного правительства со стороны простых британцев. Это не означает, однако, что кризис автоматически приведет к победе оппозиции в 2015 г. Существует немало примеров, когда правящая партия или коалиция с успехом переживали смутные времена и даже зарабатывали на своей антикризисной деятельности очки. Такие случаи были и в новейшей истории Великобритании, когда Маргарет Тэтчер выиграла выборы 1983 г., несмотря на экономические беды страны, или когда Джон Мейджор победил на всеобщих выборах 1992 г., также проходивших в условиях больших экономических неурядиц. Но все же в большинстве случаев под влиянием кризисов правящие политические силы выталкиваются за борт, как это произошло с лейбористами в 2010 г. Высока вероятность того, что в следующий раз, в 2015 г., у руля власти вновь окажется оппозиция, на сей раз за счет проигрыша консерваторов.

Сравнение происходящего в британской жизни с Великой депрессией 1929–1933 гг. наталкивает на некоторые параллели. Оба кризиса перекинулись на Европу из США, т. е. от «ядра» к «периферии». В обоих случаях речь идет о структурных и системных проблемах в мировой экономике, а не о циклических. Британия, как и тогда, выбирается из кризиса с помощью политики «дешевых денег», т. е. минимально низкой учетной ставки и массированной денежной эмиссии. Чрезвычайно важны в обоих случаях и внешние факторы: тогда Лондон сокращал бюджетный дефицит и социальные расходы, чтобы получить займы из США; теперь он это делает, чтобы не потерять расположения мировых финансовых рынков.

Обращают на себя внимание и особенности нынешней ситуации. Социальные последствия экономических проблем на сей раз менее болезненны, за что англичанам, как и многим другим европейским нациям, надо благодарить «подушку» социальной безопасности, которая появилась после Второй мировой войны в рамках «государства благосостояния» и модели социальной рыночной экономики.

Не идет речь и о крупномасштабной дестабилизации партийно-политической системы Британии, как это случилось в 1931 г. (тогда верхушка правящей Лейбористской партии раскололась, и часть ее вступила в коалицию с консерваторами в преддверии внеочередных парламентских выборов). Лейбористы в 2010 г. распрощались с властью не столько из-за экономического кризиса, сколько из-за обеднения своих идейных и кадровых ресурсов после 13 лет пребывания у руля управления страной. Сменившая их двухпартийная коалиция выдержала испытание на прочность и продержится у власти полный парламентский срок.

Помимо негативного фактора мирового кризиса, лейбористы проиграли всеобщие выборы 2010 г., строго говоря, по двум причинам.

Во-первых, из-за обветшания идеологии «третьего пути», адекватной замены которой лейбористы не предложили. Несмотря на популярный в 1990-е гг. тезис о «смерти идеологии», политические партии не превратились в безликие электоральные «пылесосы», собирающие голоса любых групп избирателей. Избиратель до сих пор наказывает те политические силы, которые играют в безыдейность.

Во-вторых, по-прежнему незаменимую роль в отношениях между партиями и электоратом играет фактор доверия. Недоверие населения к политикам ведет к политической апатии, политическому абсентеизму, «голосованию ногами», поддержке протестных, антисистемных сил. Лейбористская партия утратила к выборам 2010 г. доверие избирателей и лишилась власти.

Победа консерваторов в обществе была воспринята как закономерное явление, которое в очередной раз продемонстрировало цикличность пребывания у власти в Великобритании политических сил. Такой механизм позволяет устранять интеллектуальные и кадровые «застои» в той части политического класса, которая «засиделась» у власти.

За прошедшее после всеобщих выборов 2010 г. время не оправдались прогнозы о скором распаде коалиции под тяжестью ряда принципиальных разногласий между участниками правящего тандема. Некоторые из таких разногласий сохранились (например, отношение к Европейскому союзу, реформе Палаты лордов, подходов к реформированию финансовой и банковской сферы). Другие были отставлены в сторону ради сохранения дуумвирата у власти или стали предметом компромисса. Так, консерваторы не стали препятствовать проведению референдума об избирательной системе (провалившегося в 2011 г.), а либеральные демократы закрыли глаза на планы тори по модернизации ядерных сил страны (окончательное решение парламент страны примет в 2016 г.).

Обозначился круг вопросов, по которым взгляды обеих политических партий совпали в результате изменения их расположения в британской политической системе. По форме это относится и к тори, и к либеральным демократам, но по сути — в основном только к последним. Именно они как младшие партнеры по коалиции были вынуждены пойти на уступки принципиального характера. Наиболее ярко это проявилось в сдаче ими позиций по увеличению платы за учебу в высших учебных заведениях Британии (за исключением Шотландии).

Однако действия либеральных демократов мотивировала не только политическая целесообразность. Нынешнее руководство ПЛД в своем большинстве представляет ее правое крыло, точнее сказать, — ту часть партии, которая тяготеет к традициям классического либерализма и «малого государства». Здесь лежат основания идейного сращивания консерваторов и либеральных демократов по вопросам децентрализации государственного управления, политике локализма (на уровне избирательных округов и муниципальных образований), сокращения функций государства за счет повышения ответственности отдельно взятого гражданина как за его благополучие, так и за его права.

В случае тори прослеживается значительно большая преемственность в идейных воззрениях с теми, которые стали доминировать в рядах их партии в 1980-е гг. Однако имеют место и любопытные новации, такие, например, как концепция «большого общества» или «красного торизма». Правда, они так и не смогли по своему содержательному наполнению, влиянию и общественному резонансу сравниться с «третьим путем» (хотя и последний не развился в полноценную партийную идеологию).

Таким образом, если после всеобщих выборов 2010 г. Консервативная партия сохранила свой правоцентристский характер с неоконсервативным уклоном, причем последний стал более выраженным, то либеральные демократы осуществили значительный сдвиг, на этот раз вправо, как по принципиальным, так и по конъюнктурным соображениям.

Сказанное не означает, что социально-либеральный межпартийный консенсус, сложившийся в стране в годы правления Лейбористской партии в 1997–2010 гг., разрушен (более подробно см. Часть II). Но он подвергся значительным изменениям. И все же до сих пор с уверенностью можно утверждать, что — в отличие от эпохи тэтчеризма — политическая борьба в Великобритании в начале XXI в. идет не за электоральные фланги (по классовому принципу), а за центр в соответствии с моделью «универсальной партии». Партия такого типа уже не ограничивается опорой на своего «естественного избирателя», а стремится привлечь в свои ряды представителей всех крупных социальных слоев населения.

Рассуждая о пропорциях последовательности и оппортунизма в политике либеральных демократов, нельзя забывать о том, что в 2010 г. эта партия, созданная в 1988 г., впервые в своей истории получила возможность войти в состав правительства. Если считать ее преемницей в первую очередь Либеральной партии, и во вторую — Социал-демократической партии, вышедшей из недр правого крыла лейбористов, то в последний раз либералы единолично правили страной в 1906–1915 гг., а в составе коалиций — в 1931–1945 гг. В свете этого было бы невероятным, если бы по результатам всеобщих выборов в 2010 г. ПЛД не использовала любую возможность для вхождения во власть. В данном случае не было принципиально важно то, сумеют ли они сделать это в союзе с консерваторами или с лейбористами, хотя именно к последним они в большей или меньшей степени тяготели с середины 1990-х гг.

Более существенно другое: сам факт создания коалиции в Вестминстере впервые после окончания Второй мировой войны, причем в условиях действия мажоритарной системы голосования на всеобщих выборах, крайне невыгодной средним и, тем более, малым партиям. На коалиции была богата первая половина XX в., в течение которой — как в мирное, так и в военное время — не раз создавались различные комбинации правящих сил с участием консерваторов, либералов и лейбористов.

Коалиционные формы правления получили в Великобритании новое дыхание после реформ по деволюции (децентрализация власти в пользу британских регионов) в конце 1990-х гг., предпринятых «новыми лейбористами», а также после начала проведения региональных выборов в Шотландии и Уэльсе и их возобновления в Северной Ирландии. Либеральные демократы уже успели побывать у власти в союзе с лейбористами и в Эдинбурге, и в Кардифе. Региональные выборы в мае 2011 г. не привели к созданию коалиционных правительств, однако продемонстрировали другую свою характерную черту в виде политической логики, не совпадающей с вестминстерской. В Эдинбурге свои позиции укрепило однопартийное правительство Шотландской национальной партии, а в Уэльсе правительство сформировали лейбористы.

В целом негативная ситуация во внутренней жизни страны в последние годы способствовала проведению более жесткой внешней политики. Это проявилось в участии Британии на главных ролях в ливийской войне на стороне антиправительственных сил, а также в резком росте евроскептических настроений в Консервативной партии. Более популистскими стали подходы тори к вопросам иммиграции.

Лейбористская партия Великобритании (ЛПВ) до сих пор находится в состоянии идейного поиска. Эд Милибэнд длительное время расценивался многими политическими комментаторами как переходный тип лидера. По крайней мере, так казалось после его избрания. Однако с того времени он набрал немало политических очков и в партии, и в стране. В отличие от тори и либеральных демократов, ЛПВ переместилась в системе партийно-политических координат на более левые позиции, традиционные для нее во второй половине XX в.

Левоцентристские элементы в политике становятся более зримыми. Связано это, конечно, не только с тем, что Милибэнд обязан британским профсоюзам избранием на пост лидера партии, но и с тем, что вместе с поправением членов правящей коалиции и непопулярностью их социально-экономической политики создается та ниша, которая может помочь лейбористам в 2015 г. вернуться к власти. Фактор влияния тред-юнионов на ЛПВ имеет и другую зримую составляющую: они до сих пор финансируют большую часть бюджета партии. Однако достаточно влиятельная в ЛПВ концепция «синего лейборизма», претендующая на заполнение ниши «третьего пути», имеет довольно правый с точки зрения традиционного лейборизма оттенок.

Таким образом, со времени всеобщих выборов в 2010 г. значительно возросла плюралистичность британской партийно-политической системы в рамках ее перехода от мажоритарной к плюральной модели демократии. Это не раз демонстрировали и региональные, и местные выборы.

Несмотря на последовательную политику бюджетной экономии коалиционного правительства, поспешным представляется вывод о том, что правящие партии демонтируют наследие послевоенного периода в сфере государства благосостояния. Жесткие меры по сокращению бюджетного дефицита автоматически не означают пересмотра базовых принципов послевоенной модели развития Британии. Так, с начала прошлого десятилетия доля государственных трат в ВВП страны поднялась с 38 до 47%. Более половины этого прироста пришлось на увеличение расходов государства, другая часть — на «торможение» ВВП. Даже при значительном сокращении активности государства в общественном воспроизводстве маловероятно, чтобы размер госбюджета в результате политики правительства упал ниже 40% ВВП, а это — типичный показатель для развитого государства с активной ролью последнего в социально-экономической жизни страны.

Межпартийный консенсус, который стал формироваться на стыке 1980–1990-х гг. в либерально-рыночных условиях, заданных тэтчеризмом, и окончательно сложился в условиях социально-либеральных на стыке 1990–2000-х гг., пока еще действует. Это не означает, что партии не могут оказываться в ситуации жесткого политического противостояния. Речь идет об их отношении к фундаментальным принципам функционирования общества. Пока действия правительства, при всей развернувшейся вокруг них полемике, нельзя сравнить с радикальностью реформизма, имевшего левый уклон после 1945 г. (правительства Клемента Эттли) и правый уклон после 1979 г. (правительства Маргарет Тэтчер). Правящие сегодня в Великобритании партии в своих действиях руководствуются прагматизмом не меньше, чем идеологическими соображениями.

Пожалуй, единственная сфера, где доктринерство действительно правит умами, — отношение к Европейскому союзу, который подвергается все более иррациональным нападкам со стороны консерваторов-евроскепиков. Но среди последних, помимо мотивированных идеологически, немало и тех, кто опасается роста популярности Партии независимости Соединенного Королевства, а следовательно, выступает за то, чтобы нейтрализовать ее влияние, переняв жесткие антиевропейские позиции ПНСК.

Как бы ни интерпретировать последствия всеобщих выборов 2010 г. и ситуацию, складывающуюся перед следующими парламентскими выборами в 2015 г., в размышлениях об их месте в длинных исторических рядах на первый план выходят вопросы о судьбах Британии в качестве мировой державы. Как поведет себя британский политический класс и общество в условиях, когда роль самого государства на международной арене, включая «жесткую» и «мягкую силу», экономическое влияние, продолжают стагнировать или снижаться, — пусть и незаметно с точки зрения каждодневной истории? Что делать, когда голос Британии в «Большой двадцатке» слышан не так сильно, как в «восьмерке», и громче уже не будет? Что предпринимать в условиях, когда роль Британии в стратегии развития Евросоюза ослабевает, а доктрина «особых отношений» с США все больше становится артефактом прошлого?

Определенное восстановление позиций страны в мире произошло при Маргарет Тэтчер. Закрепить и развить это достижение постарался Тони Блэр. В чем-то ему это удалось. И все же ноша международных обязательств и престижа, на которые Британия претендует по праву наследства, доставшегося ей от XX в., тяжелее имеющихся в ее распоряжении ресурсов, и человеческих, и материальных. В результате военный бюджет все более тонким слоем распределяется по имеющимся статьям. Завышенная оценка своего влияния на Вашингтон заманила Лондон в ловушку иракской войны. Ослабление стратегического видения и усиление политической конъюнктуры во внешней политике привели Британию к участию в ливийской авантюре.

Британия, как составляющая англосаксонской модели развития и проводник Вашингтонского консенсуса, оказалась в эпицентре мирового экономического кризиса и сильно пострадала от него. На конец 2013 г. страна так и не достигла уровня ВВП начала 2008 г. и, возможно, не сумеет сделать этого и в следующем году. Под вопрос ставится программа по модернизации ядерной системы на подводных ракетоносцах «Трайдент»; не ясно будущее строительства десятков новых атомных электростанций для восполнения тающих нефтяных запасов Северного моря.

Относительное снижение роли Британии в мире — характеристика, которая говорит нечто важное не только о Британии и западном мире в целом, но также о всей Большой Европе, включая Россию. Старый Свет стоит перед реальной перспективой превратиться в новом столетии в затухающий центр влияния и силы. Как минимизировать это падение глобального влияния, продолжать «бить сильнее своих возможностей», как любят говорить англичане?

Основной мировой площадкой, где Британия, как и Россия, сохраняет лидирующие позиции в тех или иных сферах, остается Европа. Именно с ней должны быть связаны стратегии геополитического выживания в XXI в. Лондона и Москвы. Здесь, помимо множества своих международных обязательств в других регионах планеты, этим двум государствам, опоясывающим континент с запада и с востока, необходимо концентрировать усилия по созданию стабильного и единого пространства политики, экономики и безопасности без разделительных линий.

Примечания

1. Предыдущее многостороннее исследование современной Великобритании, предпринятое Центром британских исследований Института Европы РАН, ведущими англоведами из других научных центров России, увидело свет в 2007 г. в рамках многотомной серии «Старый Свет — новые времена»: Великобритания. Эпоха реформ / Под ред. Ал. А. Громыко. М.: Весь Мир, 2007.