Введение - Благосостояние населения и революции в имперской России: ХVIII — начало ХХ века

Эта книга представляет собой первое в мировой историографии исследование по исторической антропометрии России. Главная ее цель — оценить изменение благосостояния россиян в имперский период, т. е. на протяжении более 200 лет. Этот аспект жизни общества важен сам по себе, но, кроме того, имеет исключительное значение при анализе общего развития России в период империи и при оценке политики правящих верхов.

В современной литературе нет однозначного толкования понятия «уровень жизни», или его синонима «благосостояние». Причина в том, что уровень жизни — весьма емкое понятие, которое обычно используется вместе с такими близкими, но не синонимичными по смыслу категориями, как качество жизни и положение населения. До конца ХХ в. в различных толкованиях уровня жизни акцент делался на материальных компонентах, теперь общепринято, что данное понятие должно включать широкий набор благ, причем не только материальных. Исследователи предлагают наборы из многих индикаторов для оценки уровня жизни. В настоящее время в России используется разработанная Госкомстатом модель из 56 показателей, а также предложенная Институтом социально-экономических проблем народонаселения РАН система из 49 показателей. В ООН (с 1989 г.) приняты две модели — одна из 50 и вторая из 14 индикаторов в качестве минимального набора. Модели принимают во внимание занятость и условия труда, санитарно-гигиенические условия, демографические характеристики, питание, доходы и расходы, стоимость жизни и цены, образование и культуру, социальное обеспечение, организацию отдыха и даже свободу человека. С 1990-х гг. в качестве обобщающего показателя уровня жизни стал использоваться индекс человеческого развития, который учитывает долголетие, уровень образования и валовой внутренний продукт. В определениях качества жизни акцент делается на степени удовлетворенности населения жизнью с точки зрения столь же широкого набора потребностей [1].

После многих лет работы над проблемой, обработав все доступные мне материалы, я пришел к следующим выводам: (1) историкам при всем усердии никогда не удастся получить в свое распоряжение даже минимального набора показателей, рекомендуемого современной наукой, для выработки добротных представлений об уровне и качестве жизни в Российской империи, даже если брать в расчет лишь последние, наиболее близкие к нам по времени десятилетия ее существования. (2) Индекс человеческого развития можно приблизительно рассчитать только для пореформенного периода, 1861–1913 гг., причем лишь для страны в целом. (3) Следует либо отказаться от попыток получить представление о динамике уровня жизни за длительный отрезок времени, либо найти альтернативные показатели, которые обеспечены источниками.

К счастью, наука нашла такой альтернативный показатель — конечный рост (дефинитивная длина тела [2]) людей, который принимается в экономической науке в качестве замещающего интегрального индикатора уровня жизни, получившего в специальной литературе название биологического статуса. Его использование опирается на доказанный в биологии человека факт: дефинитивный средний рост людей характеризует степень удовлетворения их базисных потребностей в пище, одежде, жилище, медицинском обслуживании и т. п. Те индивидуумы, чьи базисные потребности удовлетворяются лучше, превосходят ростом тех, чьи базисные потребности удовлетворяются хуже; и наоборот. Из этой парадигмы следует: в рамках одного этноса и года рождения высокие люди, взрослые и дети, в массе своей лучше питались, имели лучший уход и жилищные условия, меньше болели и т. д., значит, обладали более высоким биостатусом, чем люди с низким ростом. Данные о среднем росте позволяют оценить, как удовлетворяются базисные потребности людей, и благодаря этому дают возможность судить о динамике благосостояния населения в целом.

В монографии обобщаются результаты моей многолетней работы по имперскому периоду. База данных включает 306 тыс. индивидуальных и около 11,7 млн суммарных сведений о росте, весе и других антропометрических показателях мужского и женского населения, родившегося в 1695–1920 гг., из четырех общероссийских архивов — Российского государственного исторического архива, Российского государственного военно-исторического архива, Российского государственного архива военно-морского флота, Архива Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи, а также из шести местных архивов — Центрального государственного исторического архива С.-Петербурга, Национального архива республики Карелия, Государственных архивов Саратовской, Нижегородской, Новгородской областей и Ставропольского края.

Анализ столь солидной базы антропометрических данных позволяет получить достаточно полное и объективное представление об изменении уровня жизни в России за 220 лет, в том числе в региональном измерении. Полученная картина дополняется и проверяется сведениями о сельскохозяйственном производстве, налогах и повинностях, доходах, ценах и зарплате, питании и демографии, крестьянских и рабочих бюджетах, а также о национальном доходе (используется практически вся введенная в научный оборот общероссийская статистика по этим вопросам).

Я рассматриваю благосостояние населения как конечный результат совместных усилий со стороны населения и правительства в деле переустройства российской жизни, начавшегося петровскими реформами в конце XVII в. и закончившегося николаевскими реформами первых лет ХХ в., и одновременно как важнейший показатель успешности модернизации. Если уровень жизни систематически повышался, значит, реформы, шедшие непрерывной чередой в течение двух с лишним веков, были, по крайней мере в экономическом отношении, эффективными и отвечали насущным потребностям большинства населения, независимо от того, встречали они у него поддержку или нет. Если же, наоборот, материальное положение большинства людей понижалось, то мы должны поставить неудовлетворительную оценку реформам. Благосостояние населения может служить важнейшим критерием при оценке общего развития России, политики правящих верхов и адекватности так называемого освободительного и революционного движения общественным потребностям.

Монография состоит из введения, двенадцати глав, заключения, статистического приложения, списков источников и литературы, словаря специальных терминов, именного и предметного указателей.

В первой главе рассматривается отечественная и зарубежная историография благосостояния населения имперской России. Существуют разные точки зрения на проблему. По мнению одних, в течение всего периода империи уровень жизни снижался, других — благосостояние изменялось циклически, без заметного улучшения или ухудшения, третьих — имеющихся сведений недостаточно для каких бы то ни было надежных выводов. Различны взгляды и на динамику уровня жизни в отдельные периоды. В подобной ситуации целесообразно обратиться к новым источникам и использовать свежие подходы. Такую возможность, по моему мнению, открывает историческая антропометрия.

Вторая глава посвящена краткой истории, предмету, задачам, теоретическим основам и методологии исторической антропометрии. Все эти аспекты обстоятельно разработаны в зарубежной науке, поэтому я кратко, с допустимыми в историческом исследовании подробностями, рассматриваю основные понятия новой дисциплины, суть экономического подхода к антропометрическим данным, а также методологию их анализа: вариационные ряды роста и их характеристики, цензурированная, или усеченная, выборка, округление и аккумуляция при измерении роста и возраста, стандартизация состава выборок.

В третьей главе оценивается современное состояние мировой исторической антропометрии как нового направления в науке и рассматривается историография антропометрических исследований в России в ХIХ — начале ХХ в. и в 1917–2010 гг.

В четвертой главе анализируется база антропометрических данных, источниками которых являются медицинские обследования мужчин при наборе в армию в 1730–1940 гг. и измерения рабочих и крестьян земскими врачами в последней трети ХIХ в. Сначала собранные сведения оцениваются под углом зрения состава измеренных лиц (по возрасту, социальному статусу, году и месту рождения, образованию, этнической и конфессиональной принадлежности, семейному состоянию и профессии) и с точки зрения репрезентативности и точности сведений о росте и возрасте. Затем на основе математико-статистического анализа выясняется, в какой степени рост новобранцев и рабочих зависел от их возраста, социального статуса, семейного положения, профессии, конфессии, этнической принадлежности, места жительства. В связи с этим возникает проблема оценки однородности выборочных данных по отдельным пятилетиям. Дело в том, что наблюдаемые различия в среднем росте между лицами, рожденными, скажем, в начале и конце XVIII в., могут объясняться не изменениями в уровне жизни, а различиями в составе выборочных данных. Анализ выборочных данных показал: в большинстве случаев выборки по пятилетиям и районам достаточно однородны, но для максимально возможной точности целесообразно их стандартизировать с помощью специально разработанного для таких случаев метода — множественного регрессионного анализа.

Пятая и шестая главы посвящены анализу динамики роста мужского населения соответственно в XVIII в. и ХIХ — начале ХХ в. по пятилетиям, а также анализу социально-экономических, политических и экологических факторов, ее определявших: налогам и повинностям, сельскохозяйственному производству, войнам и реформам, изменениям климата, социально-экономической политике верховной власти, смещению центра населенности на Юг. Для ХIХ — начала ХХ в., помимо данных о росте мужчин, привлечены данные об их весе, обхвате груди, а также о росте женщин. В седьмой главе содержится анализ географической вариации роста в XVIII — начале ХХ в. Я оцениваю согласованность в изменении роста различия в росте между 11 регионами и, наконец, провожу регрессионно-корреляционный анализ факторов географии роста, смертности и воинского брака отдельно для середины и конца ХIХ в.

В восьмой главе дан анализ питания, воинского брака и смертности в ХIХ — начале ХХ в. под углом зрения благосостояния и в связи с изменениями роста и веса.

В девятой главе рассмотрена динамика цен и зарплаты в России в имперский период. Впервые в отечественной историографии построен индекс потребительских цен, номинальной и реальной зарплаты плотника — самой популярной профессии в С.-Петербурге — за 1703–1913 гг. Анализ имеющихся сведений о ценах и зарплате по России позволил выводы, полученные по столице, корректно распространить на всю страну.

В десятой главе изучаются представления современников ХIХ — начала ХХ в. о благосостоянии крестьянства. В качестве информаторов использованы крестьянские мемуаристы и эксперты, принимавшие участие в работе Комиссии для исследования нынешнего положения сельского хозяйства (1872–1873), Комиссии по исследованию вопроса о движении с 1861 по 1901 г. благосостояния сельского населения среднеземледельческих губерний (1901–1903) и Особого совещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности 1902–1905 гг.

В одиннадцатой главе обобщаются результаты проведенного в монографии анализа и предлагается их экономическая, социальная и политическая интерпретация, в ходе которой пересматриваются некоторые устоявшиеся стереотипы о жизненном уровне, внутренней политике и эффективности реформ в имперской России. Подводятся итоги модернизации России в период империи, оцениваются ее положительные и отрицательные последствия.

В двенадцатой главе анализируются предпосылки и причины Русской революции 1917 года.

В заключении подводятся общие итоги развития России в период империи.

Пять Приложений содержат: список источников; список использованной литературы, насчитывающий более 2140 названий; таблицу изменения среднего роста мужского населения по регионам в XVIII в. и две таблицы со статистическими данными о 50 губерниях Европейской России на середину и конец XIX в.

В словаре специальных терминов дается толкование статистических, медицинских и антропологических понятий, используемых в монографии.

Примечания

1. Ефимова М. Р., Бычкова С. Г. Социальная статистика. М., 2004. С. 462–475.

2. В современной отечественной антропологии принят термин длина тела, но, поскольку я в своем исследовании оперирую данными, собранными в те времена, когда этот антропометрический признак назывался ростом, я буду, по преимуществу, использовать его, делая исключение для новорожденных, у которых все-таки измеряется длина тела в лежачем положении, а не рост в общепринятом понимании.