Введение - Дискуссии по вопросам внешней политики в США (1775–1823)

Соединенные Штаты Америки — страна по историческим меркам очень молодая. Тем не менее этапы ее развития привлекают к себе внимание многочисленной армии историков разных стран. Это не случайно, ибо история американской республики дает ученым богатейшую пищу для размышления — как, за счет чего это государство сумело совершить столь стремительный рывок к вершинам могущества и процветания. Конечно, этому способствовали многие факторы — от объективно-исторических до сугубо субъективных. В самом факте появления на карте мира нового государства — Соединенных Штатов Америки — большую роль сыграла та международная обстановка, которая сложилась в мире в последней трети XVIII в. В данной монографии речь пойдет о первом полувеке существования Соединенных Штатов — от начала Войны за независимость в 1775 г. до провозглашения в 1823 г. доктрины Монро. Внешнеполитический аспект жизни молодой республики выбран не случайно. В этот период США удалось не просто доказать всему миру свою жизнеспособность, но и занять достойное место среди стран, насчитывавших столетия — а то и тысячелетия — своей истории.

Сами по себе события, описываемые в данной работе, конечно, освещались в исторической литературе, как зарубежной, так и отечественной. Однако в большинстве случаев авторы, говоря об этих событиях, рассматривали их изолированно. Я же видела свою задачу в том, чтобы понять, какую роль сыграли сюжеты, связанные с формированием внешнеполитической доктрины Соединенных Штатов, в становлении молодого государства, под воздействием каких факторов складывалась концепция государственных интересов. В мои цели также входило объяснение того, при каких обстоятельствах было принято то или иное решение, что заставило руководство страны пойти на тот или иной шаг и каковы были альтернативные точки зрения. Исходя из вышеперечисленных задач работы определилось и ее название: «Дискуссии по вопросам внешней политики». Я также старалась проанализировать адекватность действий правительства американской республики реалиям мировой политике тех лет и, соответственно, рассмотреть, как они влияли на выработку modus vivendi США в окружающем мире.

В связи с вышепоставленными целями данного исследования, хотелось бы остановиться на некоторых исходных постулатах той концепции, которая выносится на суд читателей.

Новый Свет — вскоре после его открытия Христофором Колумбом — стал сферой освоения, а вскоре и ареной соперничества между ведущими европейскими державами — Испанией, Португалией, Францией, Великобританией, Россией, Нидерландами. Ко времени отделения британских колоний — превратившихся в Соединенные Штаты, — превалирующим в северной части Американского континента был конфликт между Францией и Англией, и это противостояние продолжало оказывать заметное влияние на развитие событий в этой части света вплоть до окончания Наполеоновских войн.

«Отцы-основатели» США весьма хорошо отдавали себе отчет в важности этого фактора для судеб только рождавшегося государства на всех этапах борьбы за независимость, а когда на повестку дня встала задача укрепления суверенитета нового государства, достаточно умело использовали франко-британское соперничество в своих интересах. Собственно говоря, сама идея создания независимого государства в немалой степени родилась в контексте борьбы, которую вели две ведущие европейские державы за пальму первенства в мировых делах. Отзвуки этой борьбы долетали и до Северной Америки, вовлекая жителей британских колоний в конфликты между метрополиями на Американском континенте и оказывая революционизирующее воздействие на повседневную жизнь колонистов, заставляя их задуматься: нужен ли им патронаж европейской державы, что он им дает?

Когда после окончания Семилетней войны наступило время «нестерпимых актов», американские подданные Британской империи отреагировали соответствующим образом, потребовав либо отмену репрессивного законодательства, либо предоставление права голоса в Парламенте. Правительство Георга III недооценило серьезность назревавшего за океаном конфликта, и тогда летом 1775 г. в колониях вспыхнуло восстание, переросшее в военные действия против «страны-матери». Представители тринадцати колоний, собравшиеся на Второй Континентальный конгресс в Филадельфии, решили в июле 1776 г. заявить о своей независимости от Британской короны, совершив тем самым достаточно рискованный акт государственной измены. Именно эти события и являются начальной точкой нашего повествования. Важно иметь в виду, что провозглашение независимости имело не только внутреннее, но и международное значение, ибо этот шаг был совершен и для того, чтобы доказать Франции, потенциальной союзнице, серьезность своих намерений и получить от нее материальную поддержку и оружие в борьбе за государственный суверенитет. Однако американская республика не могла рассчитывать на юридическое приятие со стороны международного сообщества до тех пор, пока не доказала на полях сражений своего права на самостоятельное существование. Лишь в сентябре 1783 г. США были признаны самой Великобританией в качестве независимого государства. Поэтому, строго говоря, 3 сентября 1783 г. — а не 4 июля 1776-го — следует считать днем рождения американской республики.

Однако при всей значимости победы в войне с метрополией, она оказалась только началом пути к истинному суверенитету, длину и сложность которого тогда никто не знал и не мог себе представить. Ясно было одно — Соединенным Штатам предстояло доказать свою способность выжить в недружелюбном окружающем мире. Необходимость ограждать себя от британцев, французов, испанцев, индейцев и даже от средиземноморских пиратов, как и стремление к упорядочению государственной структуры, заставила политическую элиту страны с первых дней своей истории уделять самое пристальное внимание выработке общей стратегии взаимоотношений с внешним миром. С нашей точки зрения, именно от успеха — или неуспеха — налаживания взаимодействия с другими странами зависели не только стабилизация, но и территориальное расширение страны. Важно подчеркнуть, что экспансия стала непременным компонентом внешней политики американской республики с самого начала ее существования. Не случайно Арнольд Тойнби сравнил США с «большой, дружелюбной (с этим эпитетом можно поспорить. — М.Т.) собакой в небольшой комнате — каждый раз, когда она виляет хвостом, падает стул».

Движущие силы внешней политики США и сходны, и отличны от других стран. С одной стороны, у каждого государства есть свои собственные, присущие только ему государственные интересы, которые часто остаются незыблемыми на протяжении длительного исторического периода, вне зависимости от того, что из себя представляет государственное устройство этой страны на том или ином отрезке времени. Этим обусловливается такой важный феномен, как преемственность внешнеполитического курса. С другой стороны, исторические реалии, в которых осуществляет свою внешнеполитическую деятельность любое государство, требуют постоянной модернизации тех программно-целевых установок, которыми оно руководствуется, отстаивая на международной арене свои интересы. Соотношение элементов преемственности и изменчивости во внешнеполитическом кредо каждой страны имеет свою специфику и подвергается корректировке на протяжении конкретного исторического периода в рамках этой страны. (Изучение данной проблемы справедливо считается одной из самых интересных тем в теории международных отношений. Этот тезис вполне применим и к США, где еще только начинается его изучение.) Очевидно, что начинать историю данного феномена надо с ранней истории американской республики, когда как раз и формировался модус взаимоотношений этих двух начал — преемственности и изменчивости — в ее внешнеполитической доктрине.

Большой интерес представляет и изучение вопроса о соотношении европейской — прежде всего, британской — традиции и собственно американского ноу-хау в процессе выработки внешнеполитического курса страны.

История создания Соединенных Штатов как независимого государства радикально отличалась от того, как происходило формирование государств Старого Света, а это — в свою очередь — вело к тому, что с самого начала их внешнеполитическому кредо было присуще большое своеобразие. Порвав с Великобританией, американцы тем не менее унаследовали от англичан многие теоретические и практические принципы внешней политики. В течение всего XVIII в. британские политические деятели — особенно виги — обсуждали методы взаимодействия с другими государствами, укрепляясь во мнении относительно выгодности невмешательства в дела континента, пока там сохраняется устойчивый баланс сил. Еще в 1723 г. британский премьер-министр Р. Уолпол так сформулировал свое кредо: «Моя политика заключается в том, чтобы воздерживаться от каких бы то ни было ангажементов, насколько это возможно». Исключение должны были составлять только коммерческие связи, и вплоть до Семилетней войны, сыгравшей особую роль в модификации вестфальской модели международных отношений, англичане не участвовали в военных действиях на Европейском континенте.

Эти принципы — политическая отстраненность и акцент на торговле во взаимоотношении с другими странами — были восприняты американцами и нашли отражение в «Образце договоров», разработанного Дж. Адамсом (будущим вторым президентом США) еще в период Войны за независимость.

В то же время американцы изначально стремились идти своим, отличным от европейцев путем. В практически тотально-монархическом мире республиканская модель государственного устройства США, сразу же там утвердившаяся, непосредственным образом отражалась и на курсе страны на международной арене. После образования Соединенных Штатов и на протяжении всего XIX в. внешнеполитические решения в большинстве стран принимались узким кругом представителей высших эшелонов власти. В Европе, только, пожалуй, Дж. Каннинг, ставший в 1822 г. министром иностранных дел Великобритании, может (и то с большими оговорками) считаться первым дипломатом высшего ранга, стремившимся снискать поддержку своим решениям со стороны общественности. В США дела обстояли иначе с самого начала. «Отцы-основатели», а впоследствии все государственные деятели США, принимая то или иное решение, должны были соизмерять свои позиции не только с объективными интересами государства, но и принимать во внимание настроения, царившие в обществе. Последние же, в свою очередь, в значительной степени зависели от соответствия предлагаемых решений внешнеполитическим догмам, выработанным еще во время Американской революции и в начальные годы существования республики.

В исторической литературе практически не оспаривается тезис о том, что первый существенный вызов администрации Дж. Вашингтона бросила Французская революция, породившая бурные дебаты в американском обществе относительно того, какой должна была быть позиция правительства США по отношению к стране-союзнице. Но при этом часто упускается из виду одно существенное обстоятельство: здесь, пожалуй, впервые в практике международных отношений Нового времени произошло столкновение идеологических императивов с реальными государственными интересами. «Отцы-основатели» с подозрением, а то и с откровенной неприязнью относившиеся к монархическим режимам, должны были, как казалось многим, по определению поддержать «братьев-республиканцев» во Франции, тем более что это было предусмотрено союзным американо-французским договором 1778 г. Однако в итоге бурных дискуссий, как среди членов администрации Вашингтона, так и в прессе, соображения собственной безопасности, исключавшие вмешательство в дела других стран — пусть и на стороне свободы — взяли верх. На протяжении всего полувека, охватываемого данной работой, американцы снова и снова сталкивались с дилеммой: что важнее — идеологические стереотипы или реальные государственные интересы? Следует ли оказать поддержку республиканским или национально-освободительным движениям, будь то во Франции, Латинской Америке или даже в Греции? В соответствии с положениями Прощального послания Вашингтона, ответ был всегда отрицательным, хотя путь к нему и сопровождался бурными дискуссиями среди членов администрации первых президентов, на заседаниях Конгресса и в прессе.

Новаторство США в исследуемых мною сюжетах проявлялось в связи с еще одной важной проблемой — взаимоотношениях правящей партии и оппозиции в процессе формирования внешнеполитического курса страны. Ключевыми для понимания сути этой проблемы стали события начала XIX в., когда в США впервые в истории произошло мирное, легитимное перераспределение власти внутри правящей элиты. В 1801 г. в результате выборов во главе государства оказалась вчерашняя оппозиция во главе с Т. Джефферсоном, и теперь будущее страны во многом зависело от того, как, на каких принципах он будет выстраивать отношения со своими традиционными оппонентами. Эти вопросы привлекали внимание историков прежде всего с точки зрения изучения функционирования партийно-политической системы США. Нас же в данной работе интересует, как процесс перераспределения власти сказался на поведении Соединенных Штатов по отношению к внешнему миру.

Когда к власти пришла партия джефферсоновских республиканцев, многие задавались вопросом, будет ли новый президент, вчерашний оппозиционер, проводить принципиально отличную от федералистской внешнюю политику? Как показала практика, на фоне почти перманентной европейской войны, вовлекавшей в свою орбиту и Соединенные Штаты и неоднократно приводившей их на грань открытого вооруженного конфликта то с бывшей союзницей, то с бывшей метрополией, внешнеполитический курс республиканцев в целом являлся логическим продолжением — ни в коем случае не отрицанием — политики их предшественников. Джефферсон, сколь принципиальными бы ни были его разногласия с федералистами во внутриполитических вопросах, на международной арене проводил прагматичную серию мер, направленных прежде всего на укрепление суверенитета страны. Таким образом, уже на этой, самой ранней стадии американской истории начали формироваться основы того явления, которое позднее получило название «двухпартийный внешнеполитический курс».

Не менее важным условием поступательного развития американского государства была экспансия, и в данном вопросе достижения Джефферсона неоспоримы. Покупка Луизианы замечательна не только тем, насколько была увеличена территория страны, но и тем, что всё это мероприятие было произведено сугубо мирным способом. Но республиканцы переоценили миротворческие способности и потенциал другого компонента американского экономического успеха — внешней торговли.

Дело в том, что все «отцы-основатели» без исключения изначально отводили американской коммерции большую роль не только как экономическому фактору, но и как эффективному способу воздействия на политику других стран. Еще до начала Войны за независимость, когда в Филадельфии на Первом Континентальном конгрессе заседали представители 13ти колоний, формой протеста против политики метрополии они выбрали «Ассоциацию», то есть прекращение всех торговых отношений со «страной-матерью». Если великие европейские державы, за исключением, может быть, Великобритании, предпочитали прибегать к силовым компонентам в обеспечении своей безопасности и в отстаивании своих государственных интересов, то Соединенные Штаты в силу известных причин в отношениях с «цивилизованным миром» большое внимание уделяли экономическому компоненту международных отношений. Это обстоятельство оказало существенное, хоть и неоднозначное влияние на становление тех концепций, которыми руководствовались «отцы-основатели» в сфере внешней политики. Торгово-экономическая экспансия рассматривалась ими не только как средство укрепления США, расширения их влияния в мировых делах, но и как возможность проведения независимого внешнеполитического курса, как отказ от вовлечения в военно-политические коллизии, которыми была богата история взаимоотношений между государствами тех лет. И вот здесь, на наш взгляд, проявилась явная недооценка тех реалий, которые детерминировали динамику международной жизни в эпоху Наполеоновских войн. Антагонизм с бывшей метрополией только усиливался и в итоге привел к тому, чего «отцы-основатели» столь долго стремились избежать — США летом 1812 г. объявили войну Великобритании.

Принесшая американцам немало поражений, но приведшая в итоге к восстановлению довоенного status quo, англо-американская война укрепила и политическую элиту, и простых граждан США во мнении, что, пока их страна не будет обладать достаточным военным потенциалом, открытые вооруженные конфликты со странами Старого Света преждевременны. Невмешательство в международные дела — догма, на которой настаивали все «отцы-основатели» — подтвердила свою актуальность. Но главное, эта война, практически совпавшая по времени с последней фазой длинной череды Наполеоновских войн и началом работы Венского конгресса, способствовала тому, что США легитимизировали свое положение в системе международных отношений, из страны-бунтовщика превратились в полноправного, хоть и находившегося на периферии, члена мирового сообщества.

Соединенные Штаты предпочитали придерживаться принципа невмешательства в период, когда испанскую колониальную империю потрясали революционные выступления, в итоге ее разрушившие. При этом именно тогда происходит кардинальная смена внешнеполитической повестки, и перед Соединенными Штатами встают качественно новые задачи. Несмотря на постоянные призывы оказать поддержку — а то и военную помощь — «братьям-республиканцам» в Латинской Америке, администрация президента Монро отказывалась даже признать независимые государства, пока, как показалось американцам, не нависла опасность восстановления испанского владычества в Новом Свете. Исходила эта угроза от стран-участниц Священного союза. Этот альянс грозил нарушить политическую отстраненность их континента от европейских проблем — перспектива, которая правительству США виделась в ночных кошмарах. В поисках того, как предотвратить подобное развитие событий, администрация Монро приходит к выводу, что Соединенные Штаты должны официально декларировать те принципы, которыми они собирались руководствоваться в своей латиноамериканской политике. Так, в конце 1823 г. появилась доктрина Монро — первое официальное заявление стратегического характера, в котором фиксировались не только общие принципы внешней политики, но и то географическое пространство, которое представляло первостепенный интерес для США.

Доктрина Монро стала — как и Прощальное послание Вашингтона — документом непреходящего значения для концепции взаимоотношений США с другими государствами. Принципы, провозглашенные в идейном наследии первого президента и подтвержденные третьим (торговые отношения со всеми странами, политические альянсы ни с одной), были дополнены пятым президентом в определении сфер непосредственных интересов США. Парижская газета возмущалась, как президент республики, которой едва исполнилось 40 лет может претендовать на то, чтобы «стать сюзереном всего Нового Света»? Так или иначе, «Принципы 1823 года» зафиксировали новый уровень осознания американцами места их страны в сообществе государств и подвели итог первому крупному этапу в истории внешней политики США.

* * *

Анализируя идейные основы внешней политики США в целом, историки издавна пытаются дать им максимально краткое и ёмкое определение. У.А. Уилльямс в своей «Трагедии американской дипломатии» (1959) — одной из наиболее влиятельных работ по внешней политике Соединенных Штатов — утверждает, что они всегда были страной, прежде всего настроенной на экспансию. С Уилльямсом соглашается и Р. Феррел, дополняя экспансионизм независимой внешней политикой и свободной торговлей. П. Варг выделяет две соперничающие тенденции — экономическую и идеологическую, замечая при этом, что на практике «отцы-основатели» руководствовались «сугубо прагматическими соображениями». Н. Грэбнер и Ф. Гилберт также делают акцент на реалистическом и идеалистическом началах в американской внешней политике. Похожим образом — как «народ парадоксов» — определяет американцев и М. Каммер, утверждая, что они изначально исповедовали «утопический прагматизм». Т. Бейли перечисляет шесть «фундаментальных принципов внешней политики» своей страны: изоляционизм, свобода морей, доктрина Монро, панамериканизм, политика открытых дверей и мирное разрешение международных разногласий. А. Шлезингермл., говоря о циклах во внешней политике США, отмечает «противостояние между реализмом и мессианством, между экспериментом и судьбой». Г. Киссинджер также подчеркивает двойственность устремлений Соединенных Штатов на международной арене, усматривая противоречие между изоляционизмом и стремлением к глобальному господству, между идеалистическим подходом и политикой с позиции силы. М. Хант говорит о трех «основополагающих идеях», определяющих позицию американской республики по отношению к внешнему миру: «стремление к национальному величию и недоверие к революциям в других странах, несмотря на собственный революционный опыт». Наконец, видный отечественный историк В.В. Согрин определяет внешнюю политику США как «имперский мессианизм». Своего рода иронический итог подобным дискуссиям среди своих соотечественников-историков подвел крупный американский политолог Ю. Ростоу: «Мы исповедуем противоречащие один другому принципы с одинаковым рвением. На силе или на морали должна базироваться наша внешняя политика? На реализме или на идеализме? На прагматизме или на принципах? Должны ли мы быть националистами или интернационалистами? Либералами или консерваторами? Наш ответ: Все вышеперечисленное!».

Несмотря на разнообразие трактовок внешней политики США, существует определенного рода консенсус в оценке достижений американской республики на международной арене в течение первых десятилетий ее существования. Вкратце его можно сформулировать следующим образом: несмотря на постоянные угрозы и посягательства со стороны европейских держав, национальный суверенитет был сохранен. После англо-американской войны 1812 г. никто уже на него не покушался и не ставил под вопрос жизнеспособность независимого американского государства.

Молодой американской республике в конце XVIII — начале XIX в. приходилось бороться за свое выживание во враждебном ей мире. По мнению большинства историков США, успех американского эксперимента складывался из комбинации нескольких факторов: удачного географического местонахождения, существования выгодных для страны противоречий и соперничества между основными державами Европы, и — наконец — наличия особого рода морально-этических черт, присущих народу Соединенных Штатов. Первые американские президенты — от Вашингтона до Монро — отличались, в соответствии с доминирующей в историографии точкой зрения, трезвой, реалистичной оценкой международной ситуации и места в ней их страны, и с этими оценками в целом можно согласиться. В отличие от работ историков внутренней политики, для которых разница во взглядах между республиканцами и федералистами носила гораздо более принципиальный характер, выводы исследователей внешней политики в целом сводятся к тому, что Америка стремилась к политической независимости от Старого Света, одновременно извлекая выгоду из его противоречий.

Определенные споры появляются тогда, когда речь заходит об изоляционизме, и то — эти споры касаются скорее терминологии, чем существа вопроса. Строго говоря, само понятие «изоляционизм» в применении к внешней политике США возникло во втором десятилетии XX в. в связи с дебатами о вступлении страны в Первую мировую войну. В применении же к первым 50ти годам существования американского государства под изоляционизмом обычно понимают стремление к сохранению дистанцированности и независимости от политической жизни Старого Света, при том что изоляция в буквальном смысле слова была абсолютно невозможна: помимо физического присутствия на Американском континенте европейские державы постоянно вовлекали Соединенные Штаты в свои конфликты, не говоря уж о том, что ни до, ни после не было недостатка в экономических связях между Старым и Новым Светом. Внешняя торговля всегда была основой экономического процветания США и — так же, как и отказ от политических альянсов — являлась фундаментальным принципом их внешней политики. Представляется, что ранний американский изоляционизм был прежде всего рационален и проистекал не только из идеологических убеждений, но и от неспособности соперничать в военно-политическом плане со странами Европы.

* * *

Первые полвека истории США примечательны еще и тем, что, как в шутку сказал один известный американский историк, на протяжении всего этого периода в целом действовали одни и те же люди: «Достаточно знать имена дюжины политических деятелей, представлять себе, чем они занимались, и вы будете чувствовать себя как рыба в воде в курсе по ранней американской истории». Если это и преувеличение, то факт остается фактом: большинство «отцов-основателей» были долгожителями — особенно по тем временам — и оставались активными участниками политической и общественной жизни страны до своих последних дней. Конечно, вне конкуренции в этом плане остается Томас Джефферсон, автор Декларации независимости и третий президент США, голос которого был всегда хорошо слышан — вплоть до его смерти 4 июля 1826 г. в день 50летия подписания Декларации — в том числе, когда он в 1823 г. советовал Монро принять предложение Великобритании о сотрудничестве. Не намного отстает по влиятельности и Джон Адамс, умерший в тот же день. Если второй президент и был менее активен, чем его друг-соперник Джефферсон в последние годы жизни, то это «упущение» с лихвой восполняет его сын Джон Квинси Адамс, шестой президент США, который в самом начале 1790х гг. впервые выступил в печати с призывом не поддерживать Французскую революцию, а спустя 30 с лишним лет стал фактическим автором доктрины Монро и умер «на боевом посту» в стенах Конгресса в 1848 г. То же можно сказать и о многих других политических деятелях той эпохи, от Джеймса Монро — пятого президента США — до Джона Маршалла, кузена Джефферсона, активного участника Войны за независимость, остававшегося на посту главы Верховного суда США до своей смерти в 1825 г. Это блестящее поколение политиков представляло собой элиту американского общества — не только в социальном, но, что гораздо важнее, в интеллектуальном смысле. Они не только действовали, но и постоянно размышляли о том, как сделать свою страну процветающей, как придать новые импульсы ее развитию. Их многоплановое наследие продолжает давать историкам нескончаемую пищу для анализа. Настоящее исследование представляет собой попытку внести вклад в оценку их деятельности в становлении внешнеполитических традиций Соединенных Штатов Америки.

Предлагаемая вниманию книга состоит из пяти частей и 14-ти глав. Каждая часть соответствует определенному этапу становления американской республики и сопутствующим ему вызовам со стороны окружающего мира.

Последовавшая за провозглашением доктрины Монро эра в истории США представляет собой принципиально иной этап в развитии страны и требует отдельного исследования. Новые условия и темпы экономического развития страны, изменившаяся международная обстановка привели к тому, что некоторые подходы во взаимоотношениях с другими государствами, выдвинутые на начальном этапе американской истории, подверглись пересмотру. Однако большинство принципов, выработанных именно в течение первых десятилетий существования Соединенных Штатов, не только сохранили, но и укрепили свои позиции во внешнеполитической доктрине страны.

* * *

Хотелось бы поблагодарить коллег по кафедре Новой и новейшей истории исторического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова за дружную атмосферу и взаимопомощь, традиционно существующие в коллективе. Прежде всего выражаю искреннюю признательность профессору А.С. Маныкину, который в значительной степени является вдохновителем работы над монографией, читал многие главы и давал важные рекомендации по их улучшению. Так же благодарю членов секции Нового Света кафедры, возглавляемой доцентом Ю.Н. Рогулёвым, и мою ближайшую — по ее научным интересам и добрым личным отношениям — сослуживицу, доцента И.Ю. Хрулёву. Мой американский коллега и друг профессор У. Шейд (Lehigh University, Bethlehem, PA) на протяжении всего периода написания работы снабжал меня нужными материалами, в том числе новейшими монографиями, и давал советы относительно многих концептуальных вопросов и структуры всей работы. В заключение хочу с благодарностью упомянуть членов моей семьи — мать Т.А. Трояновскую и сыновей Н.А. Рязанцева и О.А. Трояновского, — неизменно оказывающих моральную поддержку и внимание.