Линия Койвисто - Легко ли быть послом? Записки о жизни и карьере дипломата

Избрание Койвисто стало своего рода сигналом Кремлю. Финны выбрали своего президента сами и проигнорировали закулисную игру, в которой столь активно участвовал Советский Союз. Правда, справедливости ради, нужно сказать, что открыто Москва против Койвисто, в отличие от кандидатуры Виролайнена, не выступала. Были и там реалистически мыслящие люди.

«Партийная линия» на Техтаанкату действовала на этот раз более гибко. Были, как признает и сам Койвисто в своих мемуарах, установлены неофициальные контакты с ним. Естественно, что он ими воспользовался, как и Кекконен в свое время. Но, как мне кажется, Койвисто проявлял в этих контактах большую, чем его предшественник, сдержанность. Использовал он их не для борьбы со своими противниками в Финляндии, а как возможность довести свою точку зрения до Кремля.
Став президентом Финляндии, Койвисто сделал все для того, чтобы не было никаких спекуляций насчет возможного изменения принципиальной линии Финляндии в отношении Советского Союза. Он твердо заявил, что «основы нашей внешней политики постоянны и в период моего пребывания на посту президента они не изменятся». Подчеркнул, что не позволит «разрушить наследие Паасикиви и Кекконена».

Первый свой зарубежный визит, следуя сложившейся традиции, Койвисто нанес в Советский Союз в марте 1982 г. Проходил этот визит в целом по отработанному сценарию, было и коммюнике, повторяющее в основном документы кекконенских времен, включая «кирпич» о Договоре 1948 г. и «стремление Финляндии к осуществлению миролюбивой нейтральной политики», были и соответствующие речи.

Но возникли и кое-какие интересные моменты.

В речи Койвисто в Кремле не было уже особых славословий в адрес Брежнева. Фактически на первый план был поставлен не Договор 1948 г., а «активная, миролюбивая, нейтральная политика». Финны сочли излишним включать в итоговое коммюнике положение об ответственности средств массовой информации, на котором мы настояли еще в 1973 г. и которое вызвало раздражение финской прессы. Когда мы согласовали проект коммюнике о визите Койвисто, финские представители твердо сказали, что в нынешних финских условиях указанное положение не встретит понимания. А позднее наступит время и отказа от «кирпича».

Однако тогда для этого условия еще не созрели, а Койвисто их не торопил.

Вообще, неторопливость, осторожность, взвешенность в принятии решений, стремление избегать резких движений, которые могли бы вызвать сомнения в последовательности внешнеполитического курса Финляндии, во многом объединили Койвисто с Кекконеном. Как и те цели, которые новый президент и его предшественники ставили перед собой.

Среди них было, конечно, признание нейтралитета Финляндии Советским Союзом. И здесь Койвисто избрал новую линию действий, которая затем проявилась и в других вопросах.

Койвисто, учитывая опыт конца 1960х — начала 1970х гг., не стал делать вопрос о нейтралитете предметом полемики и конфронтации в советско-финляндских отношениях. Он, как уже отмечалось, не возражал, чтобы в совместном коммюнике сохранялась согласованная в 1971 г. формулировка о внешней политике Финляндии.

Койвисто пошел иным путем. Во внешнеполитический раздел программы нового правительства, созданного К. Сорсой в марте 1983 г., был внесен ряд изменений. Главным стало то, что в отличие от программ предшествующих правительств Договор 1948 г. впервые характеризовался не как основа всей внешней политики Финляндии, а упоминался в контексте лишь советско-финляндских отношений, наряду с такими важными элементами финской линии, как отношения с северными соседями и нейтралитет.

Само по себе это вроде бы было естественным. Действительно, разве может двусторонний договор с иностранной державой, каким бы важным он ни был, служить основой внешней политики суверенного государства?

Тем не менее и на Техтаанкату, и в Москве новые формулировки правительственной программы привлекли внимание и были истолкованы как отход от «линии Паасикиви—Кекконена» (которая, кстати, впервые в программе не упоминалась). Этот вопрос затронул и Андропов в беседе с Койвисто во время визита финского президента в Москву в июне 1983 г. Койвисто заверил, что каких-либо изменений во внешней политике Финляндии не произошло.

История с правительственной программой, однако, показала, что нам придется иметь дело с президентом, стиль действий которого будет отличаться от Кекконена. Это подтвердилось позднее в отношении и новых толкований Договора 1948 г. и Мирного договора 1947 г., и членства Финляндии в Европейском союзе.

Что касается формулировок в совместных коммюнике относительно «линии Паасикиви—Кекконена», Договора 1948 г. и нейтралитета Финляндии, то, как я уже отмечал, они еще несколько лет оставались прежними.

Правда, были кое-какие зондажи с финской стороны относительно того, чтобы найти формулировку, в которой Советский Союз четко признавал бы нейтралитет Финляндии. Такой вопрос, в частности, поднял в неофициальной беседе со мной министр иностранных дел Вяюрюнен в августе 1983 г. на ужине в старинном поместье «Кенигштедт» (мы были вдвоем) в связи с моим отъездом. Я сказал, что в принципе мы к этому придем, но потребуется время. Вопрос для Москвы непростой, учитывая, какое значение придается Договору 1948 г. Сказал прямо о нежелательности попыток финской стороны изменить существующие формулировки коммюнике, так как это может породить сомнения в линии нового президента.

Вяюрюнен (он об этом сам пишет в своих мемуарах) информировал Койвисто о нашей беседе.

Мартовский визит в Москву Койвисто стал последней встречей президента Финляндии с Брежневым. Через восемь месяцев Койвисто вновь приехал в Москву для участия в похоронах Брежнева. Потом были похороны Андропова, Черненко. Затем наступил период Горбачева. За время президентства Койвисто ему пришлось встретиться с четырьмя главами Советского государства, установить контакт с президентом новой России.

Наступало время перемен — и не только на вершинах власти.

Вряд ли кто мог предположить в 1983 г., когда в ходе официального визита Койвисто в Москву вновь был продлен на 20 лет вперед, т.е. до 2003 г., Договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи, что всего через восемь лет не будет ни Советского Союза, ни самого Договора. Тогда все казалось незыблемым.

Старые ветры во многом дули и на Техтаанкату.

Когда я, например, выступил на совместном заседании совета и парламентской фракции Коалиционной партии в «Суомалайнен клубби» (это стало первым выступлением официального советского представителя перед коалиционерами, хотя неофициальные контакты с ними и поддерживались), последовал упрек из Москвы, от Международного отдела ЦК КПСС. Правда, этот факт остался почти незамеченным, и на следующий день газеты не вышли в связи с забастовкой рабочих типографий. Но все же...

Посольство продолжало с пристрастием следить за действиями «недружественных, антисоветских сил».

Резкую реакцию вызвало, например, решение о сооружении памятника В. Таннеру, который в советские времена считался одним из главных виновников «зимней войны». Соответственно, в «Правде» или «Известиях» (не помню точно) появилась статья о «происках реакции», хотя председателем оргкомитета по проведению мероприятий в связи со столетием Таннера являлся председатель Социал-демократической партии Сорса. Статья, подписанная «Соб. инф.», была подготовлена в посольстве. Можно провести немало и других примеров.

В посольство часто приезжали представители Международного отдела ЦК КПСС во главе с Виталием Шапошниковым для встреч с «демократическими, прогрессивными силами» страны. Мы, «чистые дипломаты», т.е. сотрудники МИДа, в этих встречах не участвовали. Но, конечно, знали, о чем идет речь.

Высказывалась поддержка «линии К» (по первой букве фамилии Кекконена) в Центристской партии, синисаловскому «меньшинству» в Компартии, неодобрение — Сааринену, Алениусу, Кивисте. Председатель КПФ Аарне Сааринен не приглашался в Москву, тогда как Тайсто Синисало был там частым гостем, в том числе и на съездах КПСС. В общем, «разделяй и властвуй».

Продолжался, как сейчас принято говорить в России, «наезд» и на тех финских деятелей, которые проводили линию на упрочение нейтралитета Финляндии. Ради справедливости нужно отметить, что особых разногласий между «мидовцами» и «партийной линией» здесь не было.

В общем, посольство продолжало жить своей обычной жизнью, время пересмотра сложившихся идеологизированных стандартов еще не пришло. До перестройки, «нового политического мышления», еще оставалось несколько лет.

Так завершилось мое второе пребывание на Техтаанкату. Пробыл я там всего три года. Пришлось уехать по личным обстоятельствам — в марте 1983 г. была парализована в результате инсульта мать моей жены, под присмотром которой находился наш младший сын Денис, заканчивающий школу. Посол и Москва с пониманием отнеслись к этой ситуации и согласились с моей просьбой досрочно уехать в Москву.

Перед отъездом президент Койвисто наградил меня Командорским Крестом ордена Льва Финляндии (незадолго до этого другим — классом повыше — орденом Белой розы Финляндии был награжден руководитель «партийной линии» советник-посланник В. Владимиров в связи с его 60летием). Финский орден я до сих пор ношу с гордостью, тем более что советскими наградами не избалован. Когда, например, МИД СССР поставил вопрос о награждении меня в связи с 50летием (его я отметил в Финляндии), то в ЦК КПСС сказали: «Мы даже работникам своего аппарата ордена не всегда даем». Российских наград у меня нет.

Ну, да Бог с ними. Уезжал я из Хельсинки в сентябре 1983 г. с чувством удовлетворения. Эти три года дали мне много, были прожиты опять не зря. Что можно сделать в тех условиях, я сделал...